И наивная баба Нюра, прожившая честную жизнь и никого не обманувшая, доверилась двум совершенно непонятным теткам, хотя видела их первый раз в жизни – брат ее не жаловал. А Петя от дома отказался.
Анна Михайловна, или баба Нюра, как ее звали в деревне, перебирала струны старой гитары.
Нет-нет, не стоит думать, что она была знакома с техникой игры на «семиструнке» и с легкостью могла забацать любимое произведение Вольфганга Амадеича Моцарта «Рондо а ля турка», большее известное в народе, как турецкий марш.
Гитара принадлежала ее мужу, уже ушедшему из этого бренного мира. Со временем шелковый бант на грифе выцвел и превратился в линялую тряпку, а струны провисли – не было того, кто бы мог их подтянуть: баба Нюра жила одна.
Просто это была одна из любимых вещей ее Феди: вторая после Нюточки – так он звал жену.
И, прикасаясь к теплому дереву и прохладному металлу, старая женщина возвращалась в то дорогое время, когда она была счастлива. Точнее, когда они были счастливы.
И ей казалось, что вот сейчас войдет ее любимый муж, быстрый в движениях Федор, и, легко взяв любимый инструмент, запоет песню, которая всегда сводила ее с ума: Ради Бога, умоляю, тише – голуби целуются на крыше…
Но он уже несколько лет лежал на местном кладбище. А гитара пылилась в углу – на специально вбитом гвоздике.
Федор появился в деревне, когда Аня уже работала поваром в школьной столовой: это произошло после окончания известного всему народу кулинарного техникума или «жр.ач.ного» ПТУ, как его называли в деревне.
Время тогда было другое, и из деревни молодежь не сбегала, живя по принципу: где родился – там и сгодился.
Поэтому, симпатичная Анечка, отучившись в райцентре, вернулась в отчий дом: работа поваром тогда считалась престижной.
Кроме этого, в деревне можно было устроиться дояркой. Но не все выдерживали утреннюю дойку: для этого нужно было вставать с петухами.
А потом весь день ходить разбитой и сонной, как сомнамбула. И хотя доярки получали значительно больше, девушка выбрала профессию повара.
Приехавший в школу на должность учителя математики в старших классах Федор Иванович сразу обратил внимание на симпатичную повариху.
Она разливала большим черпаком первое в тарелки, стоящие ровными рядами: близился обед в продленке.
Девушка работала четко, как хорошо отлаженный автомат – ничего лишнего. В черпак набиралось ровно столько рассольника, сколько положено на полпорции – ни больше, ни меньше.
И выверенным движением красивой полной руки все ловко выливалось в тарелку: про таких говорят «глаз – алмаз». Или «золотой глазок» – кому что нравится.
И городскому жителю – он приехал по распределению — в девушке сразу понравилось все: и лицо, и одежда, и душа, а позже – и мысли.
Она была ладно скроена и крепко сшита. Про таких говорят – справная. И никаких тебе 90-60-90 с их кривыми тонкими ногами: тогда про это даже не слыхивали. Да и как на таких ногах удержаться, неся на коромысле полные ведра? Не ровен час, подломятся.
Длинная коса у статной красавицы была уложена короной на голове: на такой прическе было удобно носить поварской колпак. А не поступать так, как сегодня делают многие ведущие кулинарных передач: возить распущенными волосами по всем продуктам.
Девушка, считавшаяся завидной невестой – крепкая изба, хлебная профессия и природная красота — и уже ходившая на танцы с соседом Витькой, тоже обратила внимание на симпатичного математика, сразу получившего прозвище Пифагор: про Пифагоровы штаны в школе помнили все.
Они стали ежедневно встречаться в школьной столовой: семьи у математика не было, поэтому он обедал на работе. И неизбалованный Федор Иванович потерял голову не только от вкусного борща, рассольника и суточных щей, но и симпатичной поварихи Нюточки.
А потом она услышала, как он поет, и тоже пропала: Федор приехал с гитарой, а в деревне первым парнем считался только гармонист. Поэтому, такую игру и «городское» пение она слышала впервые.
И они стали встречаться: после окончания работы вместе шли из школы домой, а вечерами ходили на реку – стояла золотая летняя пора. И там кавалер баловал барышню своими песнями.
От этих звуков и удивительного тембра голоса сладко замирало сердце, по коже бегали мурашки и хотелось целоваться, с головой зарывшись в стог ароматного сена: пожилой почтальон дядя Лева говорил, что это – самый цимес.
И они цел.овались до од.урения. А потом она узнала, что двадцатисемилетний мужчина – вдовец и у него в городе растет сын. Но это ничего не могло изменить: поезд Аниной судьбы уже повернул на сто восемьдесят градусов и, стуча колесами, набирал обороты.
Свекровь на свадьбу не приехала и начала «чинить препоны»: не давала отцу забрать ребенка, крича, что интеллигентному мальчику не место в деревне. И было непонятно, кого она имеет в виду: сына, внука или их обоих.
Но Федя оказался парнем не робкого десятка и отобрал сына у бабушки, продолжавшей настаивать, что в деревне остается только телят пасти.
Они поженились, и в молодой ячейке общества появился ребенок – тонконогий мальчик, напуганный перспективами сельской жизни.
В деревне, узнав, что местная красотуля вышла за вдовца «с прицепом», молча крутили пальцем у виска, что могло означать только одно.
А сосед Витька только поперхнулся: предпочесть вдовца с недо.ум.ком ему, первому парню, которому уже дали за работу в качестве премии телевизор! Да, эту жизнь в застойные времена потом будут вспоминать с тоской и благодарностью.
Жить стали вместе с родителями жены: в плане было строительство своего дома. Но этого, почему-то, не произошло: да и зачем? Родительский дом был большим и крепким. Поэтому суетиться в этом направлении не имело смысла.
Время шло, общих детей у пары не было, и Аня стала привязываться к пасынку, оказавшемуся спокойным и послушным мальчуганом.
Петя тоже полюбил новую маму, вкусно пахнущую борщом и ванилью: она готовила такие сырники, какие не умела делать бабушка.
Это, кстати, он сообщил свекрови при встрече: она, все-таки, приехала навестить внука. Но отношения в семье это не улучшило, а наоборот.
После окончания школы сын уехал в райцентр поступать в техникум на агронома: предполагалось, что он будет работать в колхозе. И тут грянули девяностые: и агрономы сразу стали не нужны.
Поэтому, обратно Петр не вернулся, а решил уехать к состарившейся бабушке в столицу нашей Родины, наивно полагая, что там больше перспектив. Что и сделал – родители остались одни.
К счастью, вся эта пертурбационная х… их не коснулась: есть и учиться люди будут всегда. Поэтому, Федор продолжать объяснять про синус двойного угла, а жена ловко разливала борщи.
Кроме них, не пострадала только местная фельдшерица: остальные понесли значительные потери – колхоз начал разваливаться, и работать стало негде.
Изредка приходили письма от сына, из которых они узнавали новости.
Он устроился на работу – какую, не уточнял. Но точно, не агрономом. Родители немного успокоились: будет свой кусок хлеба!
Бабушка стала прихварывать: ее возраст приближался к семидесяти пяти – Федя был поздним ребенком. И родители решили забрать ее к себе: да, жилье у них было без удобств. Но, все же, хороший уход был гарантирован.
И тут свекровь ум.ерла. Федя и Нюта съездили на похороны. А потом, после девятого дня, отказались от своей доли наследства, и Петя стал единственным владельцем двушки – в стране вовсю шла приХватизация, как называл этот процесс народ.
Вскоре сын, стразу превратившийся в завидного столичного жениха, женился: в семье подрастали две девочки-погодки. Когда они вступили в подростковый возраст, ум.ер Федя. Это произошло совершенно неожиданно: оторвался тромб – и баба Нюра осталась одна.
Одиночество оказалось уж.асной вещью. Тем более, что они с мужем жили очень дружно. А тут – пустота: ни любимой руки рядом, ни поддержки, ни родного плеча. Но нужно было продолжать жить: в деревне было много таких – мужчины, почему-то, уходили раньше.
Поэтому, надежды на второй брак не было, да баба Нюра и сама не хотела: никто в деревне не мог сравниться с Федором Ивановичем. Хотя вдвоем вдвойне веселей — так поется в одной популярной песенке.
Женщина уже перестала работать: ворочать огромные кастрюли было тяжело. Да и половник начал дрожать в слабеющей руке, поэтому первое стало проливаться. Бабе Нюре на смену пришла ловкая девушка, чем-то напоминающая ее саму в молодости.
В городе жизнь била ключом: все пенсионеры вели интересный и насыщенный образ жизни. И находились теперь уже не в возрасте дожития: смекалистые люди быстренько сменили это неприятное и режущее слух словосочетание на благопристойное «серебряный возраст».
Но в деревне шла совершенно другая жизнь: никто не изучал такой нужный сейчас китайский язык, не мотался по большаку с палками для скандинавской ходьбы и не посещал уроки сальсы. Хотя иногда пенсионерки ходили в клуб и там танцевали «шерочка с машерочкой» — мужчин здесь почти не осталось.
Анна Михайловна готовила себе нехитрую еду, ковырялась в огороде, часто ходила на кладбище и завела пару кошек – все веселее. Короче говоря, делала то, чем занимаются обычные пенсионерки.
Время подходило к концу второго десятилетия XXI века, когда неожиданно объявились племянницы: материализовались дочери брата, жившие в другом городе. И стали обхаживать одинокую тетку: напишите дарственную, да напишите!
Мало ли, что может быть! Мы ни на что не претендуем, честное благородное слово – Вы будете продолжать жить, как жили. А нам спокойнее.
И наивная баба Нюра, прожившая честную жизнь и никого не обманувшая, доверилась двум совершенно непонятным теткам, хотя видела их первый раз в жизни – брат ее не жаловал. А Петя от дома отказался.
На следующий день после подписания дарственной, ее попросили выйти вон: — Мы будем этот дом продавать, – все обещания и посулы обернулись пшиком.
А рядом не оказалось никого, кто бы мог помочь, подсказать или аннулировать сделку. Так старая женщина оказалась практически на улице.
Приютила ее соседка, с которой они постоянно ссорились по мелочам. И тут вредная Петровна неожиданно поступила благородно: будучи тоже одинокой, предложила разделить бабе Нюре «и стол, и дом».
Поэтому Анна Михайловна, прихватив Федину гитару и кое-что по мелочи, въехала на новую жилплощадь.
А через пару дней произошла какая-то чертовщина: старый дом загорелся. Причем, сам по себе – факт поджога выявить позже не удалось.
Что произошло – не ясно. Хорошо еще, что там никого не оказалось: тетки куда-то «умелись» — они интенсивно занимались продажей дома.
Но все деревенские подумали, что кто-то сверху восстановил справедливость: местные продолжали верить в Бога — ведь помочь сейчас людям могло только чудо.
Племянницам досталось только пепелище с торчащей, как в войну, трубой: в доме было печное отопление.
Разбирать все не имело смысла: дом накрылся медным тазом, а земля в отдаленной деревне ничего не стоила.
А бабу Нюру неожиданно забрал к себе ее пасынок Петенька! Кто бы мог подумать! Приехал на дорогой машине – словно чувствовал, что матери плохо: нет, без высших сил тут точно не обошлось!
За прошедшее время Петр поднялся и вполне мог выделить маме небольшую комнатку в четырехкомнатной квартире.
Да и много ли старому человеку надо? Поглядеть в окошко на белый свет да повесить на гвоздь старую гитару: конечно же, она переехала в столицу вместе с Анной Михайловной.
И все чаще она слышит, как такие родные, но уже невидимые руки ударяют по провисшим струнам. А голос, обладающий удивительно теплым тембром, затягивает ее любимую песню про целующихся на крыше голубей.
И тогда старушке кажется, что к ней вернулся ее любимый муж, ее Федя, который смог подарить своей Нюточке такую долгую и счастливую жизнь.
