— Олесенька, а вы где? – спросил он до отвращения мягко, услышав в телефоне ее голос.
— Паша, прости, что раньше не говорила… — начала Олеся скороговоркой, — и Валерке не разрешила… Я ушла…
Валерка пока со мной поживет, а там как захочет.
— Куда ушла? – срывающимся голосом выкрикнул Павел.
— Привет, Петрович! – Павел, опять чувствовал, что излишне улыбчив, но никак не мог повлиять на свое лицо.
— Привет… — настороженно отозвался на приветствие Андрей Петрович, подозрительно, поверх очков, глядя на столь раннего посетителя.
— Я, чо зашел-то?! Помочь одному хорошему человечку надо… — Павел переходил на шепот, одновременно хитро подмигивая и краснея от ощущения собственной нелепости.
— А я при чем? – слегка смутился так ничего и не понимающий Петрович.
— Может, знаешь, развелся я с полгода тому как?! – и Павел опять многозначительно посмотрел в его сторону.
— Ладно! Теперь знаю… — Петрович, наконец, начал приходить в себя.
— Вот!.. Она думала я локти кусать буду! – Павел с прищуром глядел на друга, — а вон как вышло! Короче встретил я любовь всей жизни! Девчонка совсем молоденькая. Сирота. Никого у нее нет. Я ей сейчас и за папу и за маму…
— Ага! – во взгляде Петровича промелькнула заинтересованность.
— Она завтра вступительный экзамен сдает, может пролететь! Сам понимаешь, дело-то молодое! – и Павел опять перешел на шепот, одновременно делая какие-то знаки глазами, и опять чувствуя, как нелепо он сейчас выглядит, — два уже сдала на троечки, а тут переживает, что завалится…
— Я с репетиторством давно завязал, да и не успеть до завтра-то… — Петрович все пытался разобраться в подаваемых Павлом знаках.
— Да, нет… Ты же всех там знаешь… Замолви за нее словечко, в приемной комиссии… — Павел опять странно подмигивал.
— А-а, ты вон про что! – Петрович, наконец, сфокусировал взгляд на посерьезневшем лице Павла.
— Ну, скажи там, что у девки сложная жизненная ситуация. Сирота и все такое! – лицо Павла опять начало растягиваться от мимических сигналов, которые он пытался передавать, а голос опять перешел на шепот.
Андрей Петрович в задумчивости молчал. Павел гримасничая, не сводя с него глаз, молча ждал ответа.
— Напиши, как хоть звать твою сироту? – Петрович вынул из ящика стола чистый лист бумаги и передвинул его к краю стола, где стоял Павел, — факультет, специальность, семейное положение, откуда родом.
— Мне этой информации на фиг не надо, — опять жестко ответил он на вопросительный взгляд Павла, — там что-то говорить придется, а у тебя же потом не спросишь. Тебе вообще в институт лучше не заходить. Ты, услышал!
— Понял! Спасибо, Петрович! – Павел взял поданную им ручку и крупными буквами начал писать.
— Спасибо скажешь, когда поступит, — Петрович со снисходительной улыбкой смотрел на заполнявшийся ровным почерком Павла листок.
***
— Привет Петрович! Ой, извини… те! – Павел опять без стука влетел в кабинет директора гимназии Андрея Петровича, напротив которого сидела роскошная красавица в боевой раскраске, нарочито рваных джинсах обтянувших стройные ноги и неприлично тесной блузке.
— Заходи, Паша! – Андрей Петрович был слегка смущен.
— Ирина Сергеевна, думаю, Ваш вопрос решится завтра… С утра пойду в Администрацию… позвоните часов в одиннадцать, — заканчивал он разговор с красавицей, блестя выступившей испариной на лысине.
— Хорошо, Андрей Петрович, — и она легко поднялась, чем опять слегка смутила хозяина кабинета.
— Кто такая? – Когда за закрывшейся дверью стих стук каблуков, спросил полушепотом Павел, пытаясь изобразить гримасами свое отношение к недавно увиденному.
— Что, понравилась? – Андрей Петрович вытирал пот с обширного лба, — учительница наша новая, поработала четверть всего, в конце года взять пришлось, а уже на какие-то там курсы в Москву просится…
— Эх! Хороша Маша, да не наша… — мечтательно проговорил Павел, — она, что так и на уроки ходит? Посещаемость наверно все двести процентов?
— Ладно, не мечтай, у нее муж подполковник… — хохотнул Петрович, — сиротка-то твоя поступила?
— Ага! Спасибо тебе передает. Вот держи от нас, — и Павел вынул из сумки бутылку дорогого коньяка, — и это…
В общем обращайся, если, что… С техосмотром могу помочь, с ремонтом опять же, ну и переобуваться за зиму если, что ко мне езжай, все бесплатно сделаем…
— Да, ладно, что уж так-то… — Петрович бережно поставил бутылку в шкаф, — пусть учится… — и он глянул сурово, поверх очков, — только сессию, пусть сама сдает, там просить не буду…
— Она вывезет… — Павел чувствовал, что опять глупо улыбается и гримасничает.
***
Павел тихо любовался спящей Олесей. Каштановые волосы непринужденно раскиданы по подушке, легкий румянец, на почти детской щеке, такие зовущие губы, нежная шея и почти не прикрытая г..ру..дь… Почувствовав его взгляд, она открыла глаза.
— Олесенька, сегодня поедем к моим, — Павел говорил тихонько, одновременно целуя ее маленькое ухо, висок, шею…
— Пашенька, а можно еще поспать?! — она глядела умоляюще, но Павел безошибочно уловил бесенка во взгляде и голосе…
Окончательно проснулись они лишь к полудню, а до родителей Павла, ждавших их с утра, смогли добраться только в третьем часу.
— Ну, что долго-то так? — Антонина Ивановна с интересом рассматривала спутницу сына, — я уж запереживала!
— Да, ладно, мать, нам с тобой куда уж торопиться! Это у них жизнь молодая… — успокаивал супругу отец Владимир Сергеевич.
— Вот знакомьтесь, Олесенька моя! — Павел слегка подтолкнул Олесю чуть ниже спины.
— Здравствуйте! — несмело проговорила она.
Потом было скромное застолье после которого Владимир Сергеевич позвал Павла в огород, помочь с урожаем, а Антонина Ивановна увлекла Олесю на летнюю кухню, где они и занялись обработкой яблок, томившихся в двух больших корзинах.
— Подженился, стало быть? — неспешно орудуя лопатой, не глядя, спросил отец.
— Ага! — Павел с усилием вогнал штык лопаты в землю.
— И что она нашла в тебе? — Владимир Сергеевич все так же размеренно выкапывал крупные клубни.
— Да она со мной только и жизнь-то настоящую узнала, а то и угла своего не было, все интернаты, да общаги. Сирота она, — копая, ответил Павел.
— Да не по Сеньке шапка-то… — вывернув очередное гнездо картофеля, выговорил отец.
— Папа, я так-то тоже не миллионер, — немного возмутился Павел.
— Да, ты-то причем? — хохотнул в ответ Владимир Сергеевич, — баба не по тебе. Тебе уж скоро четвертый десяток, сединка вон на висках проступает, а она только в пору вошла. Отобьет какой-нибудь молодой да ранний…
— Ничего, воспитаю, куда она потом денется? — Павел почувствовал, как лопата с хрустом разрезала невидимый под землей клубень.
— Сколько разницы-то у вас? — Отец распрямился, рукавом стирая со лба пот.
— Ровно полтора десятка лет! — не без гордости ответил Павел, тоже распрямляясь, переводя дыхание.
— Постой! Это, что же? Двадцати еще нету? — Отец хитро улыбнулся.
— Ну, да! — В ответ улыбнулся Павел.
— Шутка такая была где-то? Меняю свою бабу сорока лет на двух по двадцать, четверых по десять не предлагать… — смеясь одними глазами, вспомнил Владмир Сергеевич.
— Ну, вот, как-то так! — Павел опять всадил лопату в землю.
— И как она тебе бедная только попалась? — после недолгого раздумья продолжил отец свой допрос.
— Да, как с Галей-то разбежались, я таксовать начал… С друганами, только пьянка одна… Попил сначала, конечно! Только думаю: «Не! Не пойдет!»
Она же когда уходила, так мне и сказала: «Сопьешься, ведь без меня-то!», — наговаривал Павел не громко, продолжая вываливать розовобокий картофель, — с работы приду, отлежусь с полчаса, да и на маршрут, а когда и домой не заходил, сразу гнал…
Ну вот и подвозил трех девчонок медичек из медтехникума, раз пять они мне попадались, и все втроем.
А в тот раз она одна идет… Я ее сразу узнал, посигналил, говорю: «Садись, подвезу!», а она: «Денег нет!» Бесплатно и довез до общаги.
Она, говорит, все с подружками ездила, они на родительские деньги катались, и ее так, за компанию, подвозили…
Ну и слово за слово, в кино ее пригласил, как Галю когда-то. Думал: «Не придет!», а она пришла…
Потом погуляли, да и в мою берлогу поехали. Вот с той поры и вместе…
— Ну и ду…ра!.. И ты ду…рак, тоже! — ответил отец жестко.
Докапывали они молча. Потом, так же молча начали складывать подсохший картофель в ведра и относить под навес сарая.
— Ладно, не обижайся! — Отец остановил Павла, когда тот, пригнувшись, протискивался с полными ведрами, чтобы высыпать из них картошку.
— За тебя же беспокоюсь! — продолжал он, глядя в глаза, так и стоявшему в узком проходе неудобно повернувшись с полными ведрами, сыну, — девка, вроде и ничего! Может и приживетесь?
Только она-то расцветет еще, а ты уж отцветаешь… Давай, заканчивать уже, у меня там и самогончик на смородинке настоялся. Вкусный! Помянем твою холостую жизнь!
***
Олеся сама часто стала проситься в гости к родителям Павла. Она очень легко сошлась с Антониной Ивановной и приезжая не отходила от нее, помогая по хозяйству, часто они просто разговаривали усевшись к большому столу на кухне или летней веранде.
— Можно, я буду называть Вас мамой, — однажды спросила тихонько Олеся.
— Зови, конечно! — обрадовалась Антонина Иванова в ответ.
— Я ведь свою-то маму толком и не помню… — призналась Олеся, опустив повлажневшие от слез глаза, — говорят, она ум.ерла, когда мне еще трех лет не было…
С детства бывало, глаза закрою, и каждый раз ее по-разному вижу… Понятно, фантазировала…
А сейчас как подумаю о маме, так сразу Вас, ой, тебя и представляю, и голос, и запах… А отец, говорят, еще раньше от пьянки ум.ер…
Я все не верила, ждала… Может живые они, и придут за мной?.. Нет, не пришли…
— Ну… Будет, милая, и тебе счастье! — и Антонина Ивановна приобняла ее сотрясающуюся от рыданий.
***
— Пашенька, ты куда-то собираешься? — Олеся надув губки стояла, подперев плечом косяк двери.
— Меня Костян на рыбалку зовет, с ночевкой! — Павел, придя с работы, вытаскивал из кладовки рюкзак, сапоги и снасти.
— И когда вы? — в голосе послышался упрек.
— Завтра с утра поедем, — Павел, не скрывая любовался ею.
— Может, тогда меня к маме отвезешь? А то, что я тут одна делать буду?
Павел опять безошибочно угадал бесенка в голосе, в открывшемся будто невзначай плече, в изгибе ноги…
— Ладно! — и он подхватил ее на руки.
— Да отпусти ты!.. — окончание фразы потонуло в поцелуе.
Через пару часов они уже выезжали из города.
— Ты только осторожнее там, а то ведь всякое бывает, — Олеся неумело пыталась проявить заботу.
— Постараюсь, — Павел довольно улыбался.
— Я даже представить не могу, чтобы я стала делать, если бы тебя вдруг не стало, — проговорила она негромко.
— А куда бы я делся? — Павел взглянул в полные нежности глаза своей молодой жены.
— Даже думать об этом боюсь, — и она погладила его висок, — а у тебя седые волоски пробиваются…
— Родители у тебя хорошие какие! – Перевела вдруг разговор Олеся, — я даже поверить не могла, что так бывает… Что смогу сказать: «Мама» и услышать в ответ: «Дочка»…
В салоне вдруг стало тихо, и Павел в тревоге взглянул на нее. В больших Олесиных глазах стояли слезы.
— Спасибо, что ты у меня есть! — и она поцеловала его в щеку.
— Олеська, я за рулем так-то! — счастливо улыбаясь, проворчал в ответ Павел.
***
— Поздравляю с первенцем, Олесенька! — и Антонина Ивановна громко поцеловала молодую маму.
— А тебя с каким поздравлять? — Владимир Сергеевич, сурово глядел на сына.
— Да, ладно! Перестань, батя! — Павлу напоминание о первой семье вовсе не понравилось.
— Да, наделали вы делов с Галей-то! — все рокотал отец, — Катерина нынче уж школу поди окончила?
— В колледж поступать будет, — в свою очередь подговорилась Антонина Ивановна, — на юриста учиться…
— А тут у нас кто это полеживает, а! — суровости в голосе и взгляде Владимира Сергеевича словно и не было.
Валерка в ответ пускал пузыри и строил смешные рожицы.
— Вот у кого настоящая жизня-то! — продолжал радоваться счастливый дед, — покушал, да спи!
— Вы его хоть поите? — Антонина Ивановна с тревогой взглянула на Олесю, — поите обязательно. Не слушайте никого, молочко — это еда и водичку-то тоже надо!
Теперь родители навещали их регулярно, иногда каждый день приезжали, иногда приходилось, по каким-то причинам день или два пропускать.
Владимир Сергеевич, обычно вывозил внука на коляске поспать на свежем воздухе и гордо шествовал с нею по двору и вокруг дома, с осуждением глядя на проезжающие машины, шумных подростков и собачников, гулявших примерно там же.
Антонина Ивановна обычно в это время готовила из привезенных с собой продуктов.
— Ты, Олесенька, поспи пока, или в душ сбегай… Не спала, поди, ночью-то?!
— Спасибо, мама! — искренне благодарила Олеся.
Так, они и ездили, пока Валерке не пришло время пойти в школу. Олеся, худо-бедно, но все же сумела получить диплом, закончив после своего медицинского техникума еще и институт по специальности «Государственное и муниципальное управление».
***
— Пашенька, ты у меня, конечно, молодец! Но, что же я зря два диплома имею? — однажды заговорила Олеся, — я узнавала, девчонки наши в поликлинике на приеме теперь сидят.
— Что, на работу так сильно захотелось? — растерялся Павел, — сиди дома, занимайся Валеркой, ну и собой, конечно! Ты же у меня для красоты, для уюта, для любви, наконец!
— Нет, так я все равно, на твои деньги живу, а мне хочется, чтобы были мои собственные! — настаивал Олеся.
— А я думал, все деньги у нас общие… — Павел искренне удивился.
— Валерка скоро в школу пойдет. Тебя дома почти никогда нету, я тут одна совсем буду… Давай, хоть на полдня для начала, а там посмотрим, — уговаривала Олеся.
— Да я же тебя жалею, берегу… — начал Павел с жаром, — на работу-то к восьми прибежать надо… да и там тоже не просто так сидеть придется. Больных выслушивать, начальству угождать… А если грипп или еще какая зараза?..
В сентябре Валера пошел первый раз в первый класс, а Олеся так же впервые вышла на работу, устроившись через подружек, с которыми училась когда-то, в городскую поликлинику.
***
— Олеська, и что, ты так с этим таксистом и живешь? — спросила бывшая ее однокурсница, а теперь еще и коллега Ленка, увидев, как Олеся попрощалась с подвозившим ее Павлом.
— Он не таксист, у него автосервис, еще и шинами торгует… — почему-то начала оправдываться Олеся.
— Ну, ну… Седой уже! Ладно бы у него виллы, яхты, а то останешься молодой вдовой на бобах! — все подначивала приятельница.
— Как будто у тебя лучше? — усмехнулась в ответ Олеся.
— Может и не лучше, а только каждый год на море гоняем и вообще-то не на последние копейки! Нынче вон, в Турцию опять летали, в прошлом году Египет был… — хвасталась Ленка, — а твой тебя только на огород и возит.
— Да ни в чем вроде себе не отказываем, — опять начала оправдываться Олеся, — машину новую купили.
— Машину! Так это он для себя, а для тебя когда? — опять нападала Ленка.
— Обещает подкопить и мне тоже купит, — вспомнила Олеся.
— Обещает! Вот если бы уже купил, а то обещать, они все горазды, — Ленка откровенно и с удовольствием издевалась, — и на работу он тебя отправил, чтобы на твою машину легче накопить было? Да!
— Да я сама запросилась, от скуки, можно сказать! — Олеся вдруг почувствовала, что ее аргументы звучат совсем не убедительно.
— А-а! Скучно со стар..пером жить стало! — опять подловила Ленка, — так завела бы себе молоденького! Этот на работу, а тот к тебе, вот и веселились бы! Да при твоих-то данных, нашла бы себе богатенького!
— Да перестань уже, слушать противно! — взмолилась Олеся.
— Это потому, что я правду говорю… — сказала Ленка уже без прежней издевки в голосе.
***
Ленка их и познакомила. На новогоднем корпоративе подхватила Олесю под руку и практически втолкнула в руки оказавшемуся рядом хирургу Аркелу Хачтряну.
И теперь Олеся танцевала только с ним. А когда за Ленкой приехал муж, и она начала собираться, Олеся вместе с ней, как планировала, не пошла…
— Ну и как тебе Арчик? – спросила Ленка на следующее утро.
— Это ты про Аркела Баграмовича? Такой галантный, воспитанный!.. Все на «Вы» со мной! – Олеся вдруг осознала, что ей приятно говорить о вчерашнем кавалере.
— Он про тебя давно спрашивал, — слегка понизила голос Ленка, — типа: «Кто такая, откуда, как зовут…»
— А ты все и рассказала? – Олеся вдруг вспыхнула румянцем, вспоминая, как сама вчера открыла новому знакомому вовсе не обязательные подробности своей небогатой биографии…
— Ну, а, что? Он спросил, я сказала… — ответила Ленка, допивая кофе, — ладно, побежала, я! А то там уже старушек штук двадцать, набралось! Хорошо, хоть сегодня день короткий!
Сразу после праздника Аркел с огромным букетом роз, зашел в небольшую подсобку, где Олеся, ввиду отсутствия хоть какого-то кабинета оставляла свою верхнюю одежду, переодеваясь в белый халат.
— Это Вам! – Он белозубо улыбался, восхищенно сияя глазами.
Вышли они вдвоем, букет, как Аркел не уговаривал, оставили. Из соседней двери «незаметно» выглянула Ленка, которую оба тут же и заметили.
***
— Паша, я сегодня задержусь! – Голос Олеси из телефона звучал взволнованно.
— Что-то случило? – спросил озабоченно в ответ Павел.
— Да подменить тут надо… — в голосе послышалась неуверенность.
— Ну, ладно! Потом позвони! – И Павел начал перестраиваться на другую полосу, чтобы вернуться в свою мастерскую, там надо было проконтролировать нового сотрудника, неумелого и борзого.
— Пашенька забери меня, пожалуйста! – примерно через три часа позвонила Олеся.
На этот раз, Павлу показалось, что голос звучит как-то излишне игриво.
— …ты понял? – продолжил Павел прерванный звонком разговор, — мне ехать надо!
— Леха, пригляди тут за ним. Если накосячит, переделки за его счет! – Дал он распоряжение более опытному мастеру.
Ехать ввиду пробок пришлось долго.
— Олесенька, выходи! – Павел ждал на парковке возле поликлиники.
— Ой, Пашенька, извини, а меня уже подвезли… — растерянно отвечала Олеся, — тебя так долго не было, я думала, вдруг обиделся…
— Да, какого!.. Нет, дорогая, не обиделся!.. И где ты сейчас? – Павел старался говорить ровно.
— К дому подъезжаем. Прости, Котик! – Голос Павлу совсем не понравился.
— Какой еще, Котик? – возмутился он, — ладно, я еще мастерскую заеду и домой.
***
Владимира Сергеевича схоронили в середине лета. Олеся искренне плакала, и Валерка стоял с глазами полными слез. А через полгода в феврале в самую стужу вслед мужу отправилась и Антонина Ивановна.
Павел, не поддаваясь унынию, хлопотал по поводу общего памятника, часто уезжал в деревню, ночевал в родительском доме, разбирая многолетние завалы «нужного» и «совершенно необходимого»… Осваивал и отцовское хобби, экспериментируя с приготовлением спиртных напитков. Иногда с ним ездил и Валера.
Олеся, приехав лишь однажды, не выдержала и получаса.
— Паша, я не могу тут, — ее сотрясала крупная дрожь.
— А, что не так? – Не понял занятый заменой старой проводки Павел.
— Да, это же неправильно… Дом есть, а мамы нет… Нет, так не может быть, поехали отсюда! – Олеся стояла посреди обширного двора, и затравленно озиралась вокруг.
— Валерка, ты тут останешься, или с нами поедешь? – Павел, не видя сына, прокричал в пространство.
— А порулить дашь? – Валера появился откуда-то из сада.
— Ладно, садись за руль… — Павел открыл сыну водительскую дверку, — Олесенька, садись. Мы тебя отвезем и обратно, проводку надо поменять обязательно.
Больше в родительский дом Павел Олесю не возил никогда.
***
Павел вошел нагруженный пакетами с плодами теперь уже своего труда: овощами, картофелем, яблоками.
— Олесенька, Валерка! – Крикнул он в надежде, что его встретят.
Никто не отозвался. Павел, не разуваясь, прошел на кухню, потом в комнату, в зал, по пути открыв дверь в ванную, потом, почти бегом, в дальнюю Валеркину комнатку. Дома никого не было.
Павел никак не мог понять от чего так тревожно… наконец, он увидел, точнее понял, что не видит ни Олесиной, ни Валеркиной одежды и обуви. Не было вообще ничего. На вешалке в прихожей висели только его вещи, а на обувной полке стояла лишь его обувь.
Павел стал открывать шкафы, там была та же картина, Олесины и Валеркины полки были пусты, в просторе гардеробного шкафа одиноко висели лишь его осенние и зимние куртки.
Павел достал телефон, нажать вызов было страшно. Все же он сделал это.
— Олесенька, а вы где? – спросил он до отвращения мягко, услышав в телефоне ее голос.
— Паша, прости, что раньше не говорила… — начала Олеся скороговоркой, — и Валерке не разрешила… Я ушла… Валерка пока со мной поживет, а там как захочет.
— Куда ушла? – срывающимся голосом выкрикнул Павел.
— Аркел мне квартиру купил, я теперь тут жить буду. Извини, я на развод подала, — разговор, кажется и Олесе давался с трудом, — давай, как-нибудь без скандалов…
Павел, не прощаясь, закончил разговор отключив телефон.
***
— Петрович, привет! – Павел на этот раз, осторожно открыл дверь кабинета старого друга, и, осмотревшись, вошел.
— А, Паша, заходи! – Андрей Петрович, нервно улыбнулся, — смотрю, побелел совсем!
— Да и твои кудри, что-то не выросли! – отшутился в ответ Павел.
— Да, злые языки говорят, на Хрущева похож стал… — Петрович погладил обширную блестящую лысину.
— Давай выпьем, а! – Павел достал из внутреннего кармана куртки плоскую коньячную бутылку со своим лучшим самогоном.
— Ты, что, сду…рел! – Теперь махая руками, гримасничал уже Петрович, — убери ее скорее. Комиссию жду…
— Меня Олеська бросила! – Убирая бутылку, признался Павел.
— Вот тебе раз! – Искренне удивился Петрович.
— Все ведь для нее было! А сейчас на старости мне зачем… И в мастерскую уже ноги не несут, Леха все звонит: «Что?», да «Как?», а мне и думать не охота.
Таксовать опять пытался и там облом. Представляешь, на них нарвался. Подъехал, у подъезда жду… А они и выходят… Даже не смотрят.
Он ей заднюю дверку открывает, а она наклонилась, чтобы сесть, да и узнала… Отскочила, побледнела… Хирург-то этот, стоит, ничего не понимает…
Ну, я и вышел… Правильно батя говорил: «Отобьет какой-нибудь молодой…». Так ведь и вышло… Он при деньгах, да и я не без денег…
Вот только ему почти сорок, а мне почти шестьдесят… — горестно жаловался Павел.
— У тебя же сын и дочь где-то, пусть для них все и будет! – Рассудительно посоветовал Петрович.
— Только за Валерку и держусь! Машину, которую Олеське хотел подарить, ему отдал… — Павел немного посветлел лицом.
Пока Петрович ублажал свою высокую комиссию, Павел сидел на лавочке на стадионе гимназии, смотрел на медленно плывущие причудливые облака и все яростнее жалел себя.
Решение уже почти созрело и он, чтобы не растерять решимости, поднялся, намереваясь прямо сейчас уехать в деревню и там, в родительском доме, приготовив все, быстро залить в себя свою гордость настоянный на ягодах чистейший самогон, чтобы сделать все по возможности быстро…
— Эй, ты куда это! – Сияющий Петрович выходил из-за угла, — Все, комиссаров выпроводил, вроде довольные остались! Сейчас, на дачу, поедем. Прикончим твою бутылочку!
— А погнали, лучше, ко мне, в деревню?! – Павел, будто заражался оптимизмом Петровича, — у меня там и баня, и рыбалка, и настоечка, какой ты еще не пробовал…
***
— Пашенька, с Новым Годом! – Голос Олеси был взволнован.
— И тебя Олесенька, туда же! – он уже не боялся ее звонков.
— Ну, как ты? – В голосе слышалась забота.
— Нормально! – Почему-то эта забота совсем не трогала.
— Может вместе проводим старый год и забудем все?.. Начнем в новом году, все снова! Ты знаешь, что ты — лучший! Я тебе это уже говорила когда-то! А теперь точно знаю, лучше тебя никого нет… — ей все сложнее было контролировать свой голос, и он выдавал волнение.
— Нет, Олесенька, ко мне Валерка с девушкой обещались! – Павел старался говорить ровнее, — с Новым Годом! Прощай!
