Я когда решение суда получила, клянусь, не вру, хотела ему эту бумажку… — договаривать Зина не стала. Сама поняла, что слишком уж разгорячилась.
— А дальше чего делать думаешь? – спросила Гавриловна.
— Так у меня вариантов нет, детей поднимать, уму-разуму учить, да в люди выводить. — проговорила, успокаиваясь, Зина. – Может еще с женским счастьем повезет, тогда вообще хорошо будет.
— Лешка! Тушканчик тебя побери! – вопль Бориса Андреевича полетел над столами. – У нас тут свадьба, а не поминки! Давай что-нибудь веселое!
Баянист вздрогнул, вернувшись из мира грез, в котором прибывал и врезал кадриль.
— Во! – крикнул кто-то. – Совсем же другое дело!
— И то, правда! – поддержали с другого края поляны. – Бабоньки, а ну в галоп!
Дважды звать не понадобилось. На импровизированную танцплощадку высыпало человек сорок пять представительниц самого прекрасного пола и, под разухабистые взвизги, принялись отплясывать, кто был во что горазд.
Мужики, пропустив по одной без тоста, тоже потянулись, размять косточки.
— Борис Андреевич, — проговорил новоиспеченный сват, — а баяниста-то менять пора. Что-то он в минор срывается. Пока еще ноги носят, отплясывать надо, а когда осядем окончательно, тогда можно и заунывное затянуть, чтоб бабоньки наши глотку подрали, да слезу выдавили!
— А Лешка и есть – последняя смена. — ответил Борис Андреевич. – Ты что же думаешь, Семен Давидович, что я на баяниста денег пожалел? Ты, поди, его найди, баяниста того!
— А неужели, редкость? – Семен Давидович удивился.
Был он не из деревенских, а из поселковых, что при комбинате. Еще не городской, но уже и не деревенский. Социальная прослойка, так сказать.
— Шутишь? – Борис Андреевич постучал согнутым пальцем по виску. – Штучные экземпляры остались! Как в той поговорке: «Днем с огнем, вечером разогнем!» И всего я их троих нашел. Один тут гостей встречал, второго мы в загс катали, а Лешка уже тут эстафету перенял.
— А те двое, где? – спросил Семен Давидович.
— На сеновале. — отмахнулся Борис Андреевич. — Так за молодых порадовались, что теперь раньше завтрашнего вечера и не проспятся.
— Так может и Лешке рУмку поднести? – Семен Давидович кивнул на пузатую бутыль на столе.
— Что ты? – Борис Андреевич замахал руками. – Даже думать о таком не моги! Обидится насмерть! Тут всем ведомо, что Лешка под зароком ходит. Ни капли, ни грамма и даже пробку не понюхает.
— Болеет? – спросил Семен Давидович.
— Да нет, здоров, — Борис Андреевич обвел гостей глазами. – Есть тут у нас Гавриловна, ее еще главпочтамтом зовут, я тебя с ней сведу, а ты у нее и спроси. Она все про всех знает.
Семен Давидович отвлекся, а Борис Андреевич заорал во всю глотку:
— Лешка, жарь на всю мазуту! – потом набрал воздуха в грудь и постарался проорать еще громче. — Горько!
***
Деревенская свадьба без музыки – мероприятие никуда не годное.
Молодые настаивали на городском ди-джее, но Борис Андреевич рассудил здраво.
— Вашего товарища примут и обласкают, и даже послушают. А потом, как градус веселья в рост пойдет, так и ему самому лицо разукрасят, и аппаратуру побьют! Нету души в его пластинках, да и звуки он будет вызывать пронзительные, раздражающие.
— А из баяна прямо первопрестольное блаженство исходит?! — возразил Костя, зять будущий.
— А баянист и сам не промах, да и баяном успокоить сможет! – отверг возражения Борис Андреевич.
— Человек машинку запустит, плейлист соберет и всю свадьбу вытянет, а баянист ваш свалится! — не отступал Костя.
— А потому я троих приглашать буду. — ухмыльнулся Борис Андреевич. — Одного даже за пятьдесят верст привезут!
— Все одно перепьются! — отмахнулась Варя, дочка Бориса Андреевича.
— Лешка не пьет! — заявил Борис Андреевич. — На него вся надежда!
— Так вроде в бирюки подался, — Варя задумалась, — как вторая жена от него сбежала, так он и не играл, почитай, нигде.
— Папе скажи «спасибо», я за ним два месяца, считай, на коленях ползал, уговаривал! И уговорил!
— Не, Лешка – это другое дело, — она кивнула будущему мужу, — он мужик толковый. Несчастный, правда, но толковый. И не пьет!
— Будь, по-вашему, — сдался Костя, — но музыкальный центр с колонками я все равно привезу. На всякий случай.
***
— Привет, Зинка! – Гавриловна рухнула на стул рядом. – Застолье в самом разгаре, а я только до тебя добралась!
— И тебе не хворать, — ответила Зина, — ты ж на посту, пока всех обойдешь!
Только в деревнях осталась такая профессия, как «разносчик новостей». Не самая благодарная, потому как сравнивают со сплетницей. Но Гавриловна блюла достоверность, как память о трех мужьях, которых пережила.
Ни слова лжи из ее уст не вылетало. А все слухи, которые до нее долетали, она сначала проверяла, перед тем, как пусть в народ.
Работа сложная и утомительная.
— Сначала сырец получи, — из объяснений самой Гавриловны, — потом сбегай к главному действующему лицу. Аккуратно проверь. Потом по свидетелям побегай, уточни детали. А затем только всю картинку по кусочкам собери. За день иной раз так набегаешься, что и вздохнуть тяжко!
Потому-то Гавриловна и любила большие праздники. А ее звали. Как не позвать? А не дай бог, обидится, да пустит каверзный слушок? Ей-то верят!
А как Борис Андреевич решил дочку замуж выдать, так за Гавриловной отдельный транспорт направил, да особое место за столом приготовил.
— Ты, Гавриловна, — говорил он ей на ушко, — ежели чего не того увидишь, так ты глазки приподзакрой! – и конвертик ей в сумочку уложил.
А тоже хорошая практика, да и заработок. Случается всякое, а то, что Гавриловна не озвучила, того, считай, и не было.
— Ой, Зинка, и не говори! Борис Андреевич всех позвал, до кого докричаться смог. Я тут из всех соседних сел людей видела, а еще из района человек пять приехало. — Гавриловна поправила платок на голове. – И да! Городские даже есть! Правда, не знаю, кто они.
— Ну, узнаешь еще, — Зина улыбнулась, — у Бориса Андреевича дочка одна, так что свадьбе этой гулять и гулять!
— Про свадьбу – это потом, — Гавриловна толкнула локотком Зину в бок. – Ты со своим-то расквиталась?
— Работаешь? – спросила Зина с ухмылкой.
— Зинка, я ж могу и Гришку найти. Он со своего шестка иначе расскажет, — Гавриловна ответила не только ухмылкой, но и хитрым прищуром.
— Вот ты резкая какая! Как телеграмма-молния! – взгляд Зины погрустнел. – Развелись мы. Алименты еле выбила. Представляешь, заявил этот деятель, что дети не его!
— Как это? – удивилась Гавриловна. – Вы же честной семьей лет десять прожили!
— Тринадцать, Гавриловна! Тринадцать! А я за все это время ни сном, ни духом не помышляла. Верная, что та собака. А собакой Гришка оказался!
— И как дело решилось? – спросила Гавриловна.
— А как иначе, если не через суд? Он уперся, а я уверена. Я когда решение суда получила, клянусь, не вру, хотела ему эту бумажку… — договаривать Зина не стала. Сама поняла, что слишком уж разгорячилась.
— А дальше чего делать думаешь? – спросила Гавриловна.
— Так у меня вариантов нет, детей поднимать, уму-разуму учить, да в люди выводить. — проговорила, успокаиваясь, Зина. – Может еще с женским счастьем повезет, тогда вообще хорошо будет.
— То, что руки не опускаешь – это правильно. — Гавриловна кивнула. – А может уже на примете кто-то есть?
— Гавриловна! – прокричал над головой беседующих женщин Борис Андреевич.
— Тьфу, ты, черт плешивый! – вздрогнула Гавриловна. – Перепугал!
— Гавриловна, тут вот товарищ интересуется нашим музыкантом, — Борис Андреевич подвел Семена Давидовича, — ты его раз_влеки пока, а я со сватьей танго исполню!
— Ой, смотри, Борис Андреевич, — широко улыбнулась Гавриловна, — никаких денег тебе не хватит, чтобы я глазки отвела от твоих танцев!
Борис Андреевич рассмеялся.
— Ты свату глаза отведи, а я уж там сам разберусь!
— Семен Давидович. — представился сват с легким поклоном.
— Садись, коли не шутишь. — ответила Гавриловна, подаваясь в сторону, чтобы Семен Давидович мог поставить рядом стул.
— Лешка!!! – очередной крик Бориса Андреевича переполошил гостей. – Танго! И со стр_аст_ью!
— Вот черт мала_хо_льный. — Гавриловна покачала головой с осуждением. — шестой десяток разменял, а все удержу на него нет! – потом повернулась к Семену Давидовичу. — Вам про Лешку рассказать?
— Да-да, Борис Андреевич сказал, что судьба у него интересная.
— Не сказала бы, что интересная, — Гавриловна задумалась, — обычная, грустная только, — глянула на Зину. – А ты же тоже ничего про нашего Лешку не знаешь?! – то ли спросила, то ли сказала Гавриловна.
— Откуда? – Зина пожала плечами. – Я же пришлая, а до того – детдомовская. А тут когда жила, так за мужем и не видела ничего.
— Вот и тебе послушать будет полезно, — намекнула Гавриловна, — да приглядись к мужичку, авось он тебе и глянется!
Парнем Лешка был ладным да складным, веселым и не конфликтным. Звезд с неба не хватал, да попусту не грезил. По примеру своих сверстников в город не рвался, радовался тому, что имел, да на лишнее не зарился.
Работал, как полагается, в колхозе трактористом-комбайнером. Права получил, когда долги Родине отдавал в должности механика-водителя. А на толковых ребят всегда есть спрос.
Но и о душе он не забывал. Тяга к прекрасному ему от деда передалась вместе с его гармонью и наставлениями. А учительница музыки в школе его еще и баяну обучила.
Так что привечали его и на работе, и на деревенских праздниках.
— Что его не красило, — говорила Гавриловна, — так то, что до свадьбы его не раз в канаве спящим подбирали. До веселья жаден был. Да и прекрасный пол стороной не обходил. На то она и молодость, чтобы нагуляться всласть!
Первой женой его стала Нина, продавщица из магазина. Ба_ба жадная и расчетливая.
— До свадьбы Лешка за спасибо «жизни давал», а потом только за деньги. А сам в дырявых штанах ходил. Нинка все подчистую из карманов выгребала. Нинка его ребенком быстро на привязь посадила, только и знала, что – дай! Он и отдавал. А как праздник какой, так Лешка – никакой. Может, с горя, может, от понимания, что дальше, только хуже будет. Смекнула Нинка, что мужика проигрывает зеленому з_ми_ю, вытащила из Лешки все, что смогла, развелась и ограничила его в правах на ребенка. Люди из райцентра приезжали, а Лешка со свадьбы очередной шел, — с досадою кивала Гавриловна, — те акт написали, Лешка с пьяных глаз подписал. А Нинка с дитем испарилась из деревни.
— Как он не спился-то? – удивилась Зина.
— Люди добрые его в подвале месяц продержали на сухой диете, чтобы мозгами мог подумать и все осознать. А он же ду_ра_ком не был. Понял, как жену и ребенка потерял. О жене он не сильно убивался. Что люди подсказали, что трезвый взгляд показал. А по ребенку по сию пору скучает.
— Так можно же найти. — сказал Семен Давидович.
— Нашел он, а там запрет судьи: не приближаться, в контакт не вступать. — ответила Гавриловна.
Зарекся тогда Лешка. Сам себе запретил даже думать о стакане. С год его ломало, а потом вернулся он на праздники с баяном.
— Одну страсть переборол, а вторая-то осталась! – Гавриловна хихикнула. – Ох, и сколько раз его мужики били! А все одно, ходоком был еще тем. Но Софья – это вторая жена, отучила враз.
— Как так? – удивился Семен Давидович. – Ме_дик_аме_нтами или психоаналитиком?
— Я больше склоняюсь, что она его приворожила. — пожала плечами Гавриловна.
— А это не та Софья, — наморщила лоб Зина, — что в деревне ведьмой поминают?
— Она, родимая, — Гавриловна улыбнулась, — не дай бог, конечно.
Гавриловну тогда саму заинтересовала такая разительная перемена в поведении Лешки. Начала она расследование. Собирала сведения везде, где они появлялись вдвоем, расспрашивала встречных поперечных. Не гнушалась даже пробираться к ним во двор и подслушивать под окнами.
— Что поделаешь, — она развела руки в стороны, — работа такая.
Если по научному, то Лешка подвергался постоянному психологическому прессингу со стороны жены. А если по-простому, то пилила она его.
— Был он у нее виноватым даже в том, что дождь на улице, когда она хотела солнце. А уж за подработки музыкантом, чуть ли не со свету сживала! За каждый взгляд в сторону юбки, выполаскивала мозг, за каждое слово барышне, живьем в землю закапывала.
— Морально ун_и_что_жа_ла человека. — блеснул интеллектом Семен Давидович.
— Во-во! Лучше и не скажешь, — закивала Гавриловна. – А когда от него тень одна осталась, не человек, а воспоминание, хвост распушила и смоталась из деревни.
— Жалко парня. — грустно проговорил Семен Давидович. — Ему психологическая реабилитация нужна. А то, что это София делала, сейчас абьюзом называют. Нас _ил_ие в чистом виде!
— Но на баяне же играет, — сказала Зина, посмотрев на Лешку, — значит, реабилитировался.
— Да какое там? – Гавриловна махнула рукой. – Во-первых, крайне редко. А во-вторых: слышала, наверное, он все в грусть срывается. Задора в нем нет, и веселья не осталось. По заказу, да по окрику еще может врезать плясовую, а так – тоска.
Сидели молча, слушали задушевные переливы, что Лешка выводил. Семен Давидович поблагодарил за историю и пошел отв_о_ев_ывать у свата свою жену…
Когда празднество подходило к концу, Гавриловна снова тормознула возле Зины:
— И чего ты сидишь?
— А что такое? – не поняла Зина.
— Лешка баян собирает, иди его в провожатые сагитируй!
— Гавриловна, — Зина чуть возмутилась, — что это вы говорите?
— Не строй из себя майскую розу, — Гавриловна одарила ее загадочной улыбкой, — ты после моего рассказа, глаз с Лешки не сводишь. А взгляд-то у тебя масляный! Так, чего время терять?
— Да что я ему скажу? – Зина переполошилась.
— А я научу!..
***
— Алексей, — Зина подошла к баянисту, краснея, как маков цвет, — а не проводите даму домой, а то темно уже!
— Так у нас волков нет, — ответил Лешка, поднимая чехол с баяном.
— Неужели бросите на произвол судьбы слабую женщину? Вы же такой сильный, смелый, умный! Играете на баяне так хорошо! Пожалейте мать троих деточек!
— А муж ваш мне потом баян на все подробности не натянет? – спросил Лешка с робкой улыбкой.
— Я же и прошу вас проводить, потому что нет у меня мужа никакого. — Зина опустила глаза и томно вздохнула. – А если вы не торопитесь, так можем и чаю попить, а вы для моих ребят на баяне поиграете.
— Ну-у, — протянул Лешка, — разве что для детей.
А Зина уже заложила ему ладошку за локоток и прильнула чуть сзади. Лешка немного оторопел, но противиться не стал. Так и пошли по улице в сторону Зининого дома.
А вслед им смотрела довольная собой Гавриловна.
— Вот и баяниста пристроили. В свахи, что ли, переквалифицироваться? – проговорила она тихо, чтобы не спугнуть удаляющееся счастье.