Она поехала к сестре и высказала той все, что она о ней думает. И они впервые за все время разругались.
— Тебе не стыдно? – кричала Аня.
— А мне-то почему должно быть стыдно? – искренне недоумевала Томка.
— Ты что, вообще ничего не соображаешь? Это же ты привезла ко мне ЭТОГО! Все хорошей хочешь быть за чужой счет?
Анне Ивановне позвонила из соседней деревни сестра и сказала, что завтра заедет по важному делу. И женщина всполошилась: неужели что-то случилось?
Но ее успокоили: ничего страшного – так, рабочий момент – сестра была мастерица выражаться непонятно и немного выспренне. Короче, стань своеобразным, и я тебя зауважаю.
Между сестрами разница была в полтора года. Когда Анечке был год и месяц, у ее мамы зашевелились кишки. Время было социалистическое, и тестов на беременность в деревнях и городах пока не водилось.
К тому же, считалось, что пока кормишь грудью, беременность наступить не может: а у мамы было очень много молока. И тогда кормили долго, особенно, на периферии.
Старенькая фельдшерица, к которой обратилась молодая женщина, тоже верила этой примете поэтому ничего не обнаружила. Но, на всякий случай, отправила ее в районный центр.
А там, наконец, выяснилось, что срок беременности немного превышает четыре месяца, и аборт делать уже поздно. Так у маленькой Ани появилась сестричка Тома.
Девочки росли в мире и согласии: старшая всегда уступала младшей, а младшая слушалась старшую. И они всегда ходили парой, оправдывая стишок известной детской поэтессы: Мы с Тамарой ходим парой, — словно написанный специально для них.
Когда Аня пошла в школу, Томочка утром тоже стала собираться с ней, крича:
— Я ч Аней – девочка долгое время не выговаривала букву с, а с логопедами в деревне была напряженка.
Сестрички выросли и поступили в районное ПТУ на зоотехника – так раньше назывался современный колледж: Тома, естественно, чуть попозже. И потом вышли на работу: Аня — на птицеферму в своей деревне, а Тома – на свиноферму в соседней.
Деревни находились друг от друга, как принято сегодня говорить, в шаговой доступности. А больше работать здесь было просто негде.
Вскоре девушки вышли замуж: дружные семьи отмечали все праздники вместе.
Время шло: дети в обеих семьях выросли и разлетелись.
В стране наступили времена, когда в деревне «ловить» было нечего — колхозы и совхозы постепенно загибались: пришли лихие девяностые. Выживать помогали огороды, некоторые держали животину.
После разговора с сестрой, Аня затворила блины: хотела сделать блинный пирог, который Томочка очень любила.
Тамара приехала не одна: она привезла своего деверя Никиту Петровича – большого крепкого дядьку, который был директором совхоза в их деревне.
«От людей на деревне не спрячешься», поэтому все хорошо друг друга знали: на совместных семейных праздниках он играл на баяне.
Хлопнули по рюмашке наливки и заели блинами: куда без этого! А потом Тома высокопарно произнесла:
— А мы, собственно, к тебе по делу! Вот Никита сейчас все тебе сам расскажет.
Оказалось, что директор совхоза приехал к родственнице просить в долг: деньги понадобились на свадьбу дочери. А времена наступили сложные. Впрочем, как всегда.
Как так – директор совхоза и приехал, грубо говоря, побираться? У настоящего социалистического крепкого руководителя всегда должны быть деньги! А если форс-мажор? А зарплату работникам чем платить? – все это промелькнуло в голове у Анны Ивановны.
Фактурный дядька заметил сомнение и вопрос в ее глазах и объяснил, что недавно сорвало крышу со свинарника во время урагана, поэтому пришлось залезть в «свадебные» деньги.
Но через пару недель они должны сдать на мясокомбинат поросят за хорошую сумму. И он тотчас рассчитается: как только, так сразу.
Аня задумалась: не верить Никите Петровичу не было никаких оснований – тогда еще директора не врали. К тому же, это был родственник сестры. А, значит, и ее. Да, он попал в сложную ситуацию, но с кем не бывает? Ведь от сумы да от тюрьмы никто не застрахован.
— Ну, как мы решим этот вопрос? – произнесла в своем духе Тома и посмотрела на сестру умоляюще: ей очень хотелось не только помочь родственнику, но и показать ему, что и они с сестрой не лыком шиты. А если дать в долг не кому-нибудь, а самому директору совхоза, то будет потом, чем похвастаться в деревне!
У старшей сестры, которая к тому времени уже овдовела, была скоплена некоторая сумма, отложенная на черный день: деньги лежали в трехлитровой банке с гречневой крупой – тогда уже советовали хранить деньги в банках, потому что любимые всеми сберкассы стали потихоньку исчезать.
Наконец, Анна Ивановна решилась и отсчитала сразу требуемую сумму. Никита Петрович предложил написать расписку, но Тома это предложение сразу отклонила, мол, мы тебе верим! – она очень хотела показаться родственнику мужа не только обеспеченной, но и немелочной и великодушной.
После ухода наевшейся блинов родни, Аня пересчитала оставшиеся деньги и задумалась: может, надо было надавить насчет расписки? Томке-то что: деньги, ведь, давала не она! Сестре просто хотелось въехать на чужом горбу в рай – и это ей удалось.
Вроде, сделала благое дело, но неприятный осадочек остался. И женщину стали терзать смутные сомнения: она практически потеряла покой. И, возможно, таким образом, притянула к себе неприятности: ведь говорят же, что мысли имеют свойство материализоваться. Особенно, негативные.
Поэтому, в назначенное время деньги ей никто не отдал. После бессонной ночи Анна Ивановна позвонила сестре:
— Где деньги, Том?
Но Тамара сразу самоустранилась: Я – не я, и лошадь не моя!
— Никита у тебя брал в долг, вот с него и спрашивай.
И дала домашний телефон деверя – время сотовых еще не пришло.
Фактурный Никита Петрович успокоил:
— Я все контролирую, не волнуйся, Аннушка! Руку держу на пульсе! Все будет чики-пуки завтра-послезавтра!
Почему-то это неожиданное «Аннушка» женщину напрягло – до этого он обращался к ней посуше: ох, не к добру это, не к добру!
И опять негативные мысли материализовались: деньги ей не отдали, объяснив, что с мясокомбинатом вышла неожиданная задержка – то ли он отказался принимать поросят, то ли они отказались туда ехать.
Короче, примите, как факт. Но опять нужно было немного подождать.
Но и потом Никита денег не привез: да, они будут завтра! Кто бы сомневался! И эти «завтраки» стали Анне Ивановне надоедать.
Она поехала к сестре и высказала той все, что она о ней думает. И они впервые за все время разругались.
— Тебе не стыдно? – кричала Аня.
— А мне-то почему должно быть стыдно? – искренне недоумевала Томка.
— Ты что, вообще ничего не соображаешь? Это же ты привезла ко мне ЭТОГО к..! Все хорошей хочешь быть за чужой счет?
Поднимай пятую точку и иди поторопи злостного неплательщика! Ты же все это затеяла: а кто придумал, тот и водит!
— Никуда я не пойду! – окрысилась сестра. – Могла бы и не давать! Не больно-то и хотелось.
— Ах ты, .., — расстроенно произнесла Аня: ей все стало ясно – денег, видимо, она не получит.
Дело было в выходной, и она решила пойти к Никите домой, чтобы придавить его еще в колыбели, как говорится – адрес женщина знала.
Дома оказалась только жена – Никита Петрович «убивался» на работе:
— Знаешь, Анька, сколько у него забот!
Из «допроса с пристрастием» выяснилось, что никаких поросят в ближайшее время никто на мясо не повезет: они еще молочные, были куплены недавно и до убоя их растить и растить. Было ясно, что Анну Ивановну обманули, и расстроенная женщина вернулась домой.
А через неделю грянул дефолт. И практически все россияне все потеряли, и Аня тоже: вот если бы деньги у нее были в долларах, тогда другое дело. А то, что у нее осталось, можно было выкинуть: это были сущие копейки.
И тут неожиданно Никита привез деньги: да, с извинениями! Но это уже были не деньги, а фантики от конфет: на них даже килограмма гречки было не купить. Хотя, если бы он их отдал вовремя, подобной участи было, все равно, не избежать.
А с сестрой они помирились: какие счеты между родными людьми! И стали жить, как прежде. Только теперь Аня избегала совместных посиделок, где присутствовал фактурный директор совхоза. Кстати, уже бывший: все благополучно развалилось.
А непонятная досада осталась. И, в первую очередь на себя: не надо было ничего одалживать! А все потому, что хотела показаться добренькой! Поэтому, жалобу нужно было писать на саму себя.
Как там, в пословице-то говорится? Не делай добра — не получишь зла? Или добрые дела наказуемы. А еще — хорошими делами прославиться нельзя, — так пела в песенке известная всем старуха Шапокляк из любимого мультика.
Эх, внимательней надо было смотреть советские фильмы! Короче, оплошали Вы, Анна Ивановна. Как, впрочем, и все остальные «дорогие россияне».
Но, все-таки, совершенно не стоит забывать еще про одну очень хорошую пословицу, которая наиболее полно отражает менталитет российского народа: чему бы грабли не учили, а сердце верит в чудеса!
Поэтому, фея-крестная, лети сюда и нафеячь чего-нибудь эдакого: чтобы деньги вернулись в любой валюте и сердце, наконец, успокоилось. Ау, где ты? Все уже заждались, однако!
