— Это моя работа! Это мой долг перед Родиной. Если я не соглашусь на перевод, моей карьере придет конец. Не будет ни нормального звания, ни выслуги лет, ни пенсии. Ты этого не понимаешь?
— А ты не хочешь понимать меня! – выкрикнула Елена. – Ты живешь своими интересами, своей жизнью, в которой нет места ни для меня, ни для Геночки! Ты — настоящий эгоист!
ГЛАВА 1
Генка шел по рынку, оглядываясь по сторонам. Он пытался разглядеть в самом центре толкучки своих «клиентов». Ими обычно становились женщины.
Мог за считанные секунды определить, кто именно принесет ему добычу. Чутье никогда его не подводило. Отличное знание психологии было у Генки врожденным.
Встав возле палатки с овощами, он достал из кармана пачку сигарет. Закурил.
Генка скучал по той свободе, когда можно было делать все, что пожелается и ни перед кем не отчитываться.
Два года он провел в местах не столь отдаленных. Сегодня ровно неделя, как он освободился.
Возможно, другой бы на его месте сразу же отправился домой, к жене и детям, но Генка не спешил.
Его жена, Светка, ни разу не навестила его. Сколько бы писем он не писал супруге, ответа не получил.
А ведь у них были дети – пятилетний сынок Антошка и семилетняя дочка Оленька.
Как смотреть в глаза детям, что им говорить?
Генка пока не думал об этом, потому что мысли его заняты были совершенно другим.
Не прошло и недели после освобождения, как он уже взялся за старое.
В прошлый раз он загремел за ограбление магазина.
Теперь же вернулся к своей старой привычке – обирать зевак на рынке, где все преследовали только одну цель: купить что-нибудь подешевле, при этом имея в карманах немало денег.
Генка все рассчитал заранее. На заводе в пятницу выдавали аванс, что означало, что рынок сейчас был переполнен богатыми заводчанами, готовыми тратить свои денежки на еду и шмотки.
Он планировал «щипнуть» буквально двух-трех богатеев, а потом уже сунуться домой. Не идти же к родным пустым: надо было купить подарки Антошке и Оленьке.
А вот покупать ли что-нибудь Светке, Генка не знал. Ее поведение он воспринимал как предательство по отношению к себе, поэтому пока не мог решить, прощать ли жену за эту неприятную оплошность или нет.
Увидев в толпе пожилую женщину, Генка сразу смекнул, что у нее в сумочке есть деньги.
Она долго и тщательно выбирала кусок говядины, крутила каждый из лежавших на прилавке, принюхивалась и морщила нос.
Говядину мог позволить себе не каждый, даже самый богатенький заводчанин при должности, поэтому Генка двинулся в сторону старушки, которая прижимала к груди свою лаковую сумку.
Мужчина знал, что наступит тот момент, когда старушка зазевается, и тогда он умелыми движениями, отточенными с годами, просто вытащит то, что ему было нужно.
Примерно так и вышло.
Старушка мяса так и не купила, переходя от одного прилавка к другому, потом разглядывала овощи, жаловалась на то, что все гнилое и сморщенное, перемороженное и «никуда не годится, разве что свиньям».
Генка знал такой тип людей: они будут до последнего жалеть расставаться с деньгами, а, стоило им начать покупки, остановить их было невозможно.
Старушка сначала купила килограмм конфет, потом еще полкило вафель, а вскоре вернулась к прилавку с мясом, на которое смотрела уже совершенно другими глазами.
Она была готова тратить деньги, что означало то, что она потеряла бдительность.
Генка ходил за ней по пятам, а потом, пока старушка перебирала на прилавке цветастые халаты, он едва заметным движением руки вытащил из ее сумочки кошелек и был таков.
Быстрыми шагами он направился в сторону продуктовых прилавков, и только спустя несколько минут услышал шум в районе торговых палаток с одеждой: старушка обнаружила пропажу.
Суета длилась около часа, и все это время Генка не уходил с рынка. Он скучающим взглядом провожал прохожих, пытаясь увидеть в их лицах знакомых или друзей, но за два года столько всего изменилось, да и сам он уже был совсем другим.
Выйдя с территории рынка и пробегая по деревянным балкам, которыми был выстелен мостик от входа на рынок до тротуара, Генка остановился за ларьком и приоткрыл украденный кошелек.
Денег в нем было достаточно для того, чтобы больше не возвращаться на толкучку и не искать новую жертву.
Он был доволен, поэтому сразу же направился в сторону универмага с детскими игрушками.
Продавщицы смотрели на него не то с жалостью, не то с презрением. Одет он был не только дешево, но еще и в старое тряпье, в котором его везли в колонию, и в котором он вернулся.
Но Генке было все равно, что именно о нем подумают молодые продавщицы в магазине. Он выбрал самую красивую куклу и машинку скорой помощи.
Мужчина был уверен в том, что дети оценят его подношения, но оставался вопрос о том, что делать со Светкой? Дарить ей подарок или нет. Сделать вид, что между ними все, как прежде, или обидеться на нее?
А вдруг у Светки вообще уже давно новый ха_ха_ль, и ей плевать на то, что Генка придет домой и постарается снова вернуться к прежней жизни? А какой она была, та прежняя жизнь, от которой он был оторван целых два года?
После выхода из универмага, он уселся на скамейку возле входа, поежился от холода и снова закурил, глядя в хмурое осеннее небо.
Было грустно, и одновременно с этим страшно. Неделю он ночевал на вокзале, пару раз спал в грузовом вагоне, ел остатки еды, которые пассажиры бросали возле вагонов, но никак не мог собраться с духом и вернуться домой.
На соседнюю скамейку уселись две девчонки. Они ели мороженое и весело обсуждали предстоящие осенние каникулы.
На вид им было лет по пятнадцать. Генка вспомнил то, как он сам учился в школе, и что примерно в этом возрасте встретил Светку.
***
Семья Гены приехала в Железнокамск с Дальнего Востока. Отца перевели в этот город по службе, а у матери не было особого выбора, поэтому она проследовала за отцом в военные казармы, где им выделили комнату.
Тогда Генка еще не родился, и стоял вопрос о том, будут ли родители жить вместе, или же мать плюнет на постоянные переезды и вернется в Хабаровск к родителям.
— Мне нужна определенность, — сказала Елена мужу, — за два года, что я замужем, мы переменили три города. Но ни в одном не задержались больше, чем на девять месяцев. Я не могу ни работу найти, ни ребенка родить, потому что вечно с тобой как на пороховой бочке.
— Я не могу тебе ничего обещать, — сухо отвечал Анатолий, — потому что я – военный, и когда ты соглашалась выйти за меня, ты об этом знала и могла предполагать, какой именно будет жизнь рядом со мной.
— Мне было двадцать лет, и я думала только о любви и романтике.
— А здесь тебе чем не романтика? – смеялся он. – Посмотри вокруг! Тут везде лес, озера, воздух кристальный, масса мест для того, чтобы работать и развиваться.
— Ты издеваешься, да? Притащил меня в эту глухомань. Будто пределом моих мечтаний было то, чтобы я жила в ды_ре. Здесь нет даже нормальной больницы!
— Зато какой тут рынок! – снова восхищенно говорил Анатолий, как будто специально иронизировал и хотел подразнить жену. – Ты видела, что тут продают? Со всех деревень свозят такие товары, которые в Хабаровске тебе и не снились!
— Здесь отливают железные трубы. И пока, кроме них, а еще вони от завода, на котором их делают, я ничего не заметила. Толик, я не вижу это место! Тут ничего хорошего!
Однако, ненавистный аромат от металлозавода был лишь показателем токсикоза, который начинался у Елены.
Уже через месяц после переезда в Железнокамск женщина узнала о том, что ждет ребенка.
Анатолию дали отдельную служебную квартиру, а через два месяца и новое звание с более высоким жалованьем.
Елена немного успокоилась, потому что понимала, что беременность и повышение мужа в звании дадут ей возможность для того, чтобы закрепиться в городе.
Конечно, Железнокамск не очень нравился женщине, и она постоянно вспоминала Дальний Восток, куда рвалось ее сердце.
От жизни в Москве Елена бы тоже не отказалась, но пока ее устраивало и то, что не надо было снова паковать вещи и перебираться в новое место, где предстояло опять обустраиваться, начиная все с чистого листа.
После рождения Гены, примерно через три года, Елена вышла на работу на металлозавод. Другой работы в городе не было, разве что торговля на рынке или в магазине, для того же, чтобы работать в школе или в больнице, требовалось совсем другое образование и опыт работы.
Со временем и у Елены, и у Анатолия в Железнокамске появились друзья, их дети тоже начали дружить между собой. Казалось, что жизнь входит в стабильную колею, которая будет длиться еще очень долго.
Однако, очень скоро Анатолий заговорил о грозящем ему переводе. На этот раз речь шла о еще более глухом и богом забытом месте. Это был даже не город, а поселок на три тысячи жителей, где не было нормальной больницы и, тем более, магазинов.
Елена встала в позу:
— Я не поеду! Только-только у меня появились подруги, ребенок начал ходить в детский сад. Мы обустроили квартиру, а ты снова тащишь меня куда-то в тмутаракань, из которой я, наверное, не выберусь уже никогда!
— Это моя работа! Это мой долг перед Родиной. Если я не соглашусь на перевод, моей карьере придет конец. Не будет ни нормального звания, ни выслуги лет, ни пенсии. Ты этого не понимаешь?
— А ты не хочешь понимать меня! – выкрикнула Елена. – Ты живешь своими интересами, своей жизнью, в которой нет места ни для меня, ни для Геночки! Ты — настоящий эгоист!
Эти слова Елена произнесла с особым ударением, заставив мужа обидеться.
Через две недели он чисто случайно узнал от подруги жены о том, что Елена сделала аборт.
Дома разразился скандал.
— Как ты могла! – ревел Анатолий. – И после своего поступка ты будешь уверять меня в том, что это я – эгоист? Ты просто др_янь, которая своим решение загубила моего ребенка. И я теперь ни за что не буду учитывать твое мнение, когда буду принимать решения.
— Ты и так его не учитывал! – ответила Елена, которая до глубины души была обижена словами мужа.
Он впервые оскорбил ее, и сделал это при ребенке. Генка слушал, открыв рот и не понимая, что стало причиной такого серьезной ссоры между родителями.
— Я всегда думал о твоем удобстве! – возразил Анатолий. – Я всегда хотел, чтобы ты была счастлива и довольна. И что я имею в итоге? Ты просто манипулируешь мной!
— Я тебя ненавижу!
Та ссора между родителями стала роковой. Генка понимал в свои пять лет, что больше никакой семейной стабильности в доме не будет.
Родители хранили молчание и делали вид, что не знаю друг друга.
Анатолий тянул с переводом, как мог, но на работе ему все чаще намекали на то, что пора собирать чемоданы и перебираться в сибирскую глубинку.
— Я вынужден сказать, что нам пора переезжать, – сказал отец накануне нового года, — или же я попросту останусь без работы.
— Мы с Геной останемся тут, — голос Елены звучал твердо и уверенно.
Было понятно, что ничего не заставит женщину переменить свое мнение и последовать за мужем.
— Ты не можешь лишить меня сына, — пробормотал Анатолий, — тебе не хватит совести.
— Хватит, дорогой! – грубо ответила женщина и отвернулась от мужа. – Я больше не желаю быть марионеткой в твоих руках. Я устала, я хочу побыть женщиной, а не приложением к своему мужику, который считает меня своей собственностью. Я – не жена военного, я не поеду за тобой на край света.
— Наверное, потому что ты попросту меня не любишь? – предположил Анатолий.
— Скорее всего, именно по этой причине, — Елена не стала возражать.
Генка понимал, что мать имела последнее и самое главное слово в их семье, а отец просто подчинялся ее решениям.
Позже выяснилось, что у Елены был любовник в Железнокамске. Мужчина был моложе ее самой на пять лет. Его не смущало наличие у женщины маленького сына и иных отягчающих обстоятельств.
Она даже не пыталась скрыть факт своей измены. Для нее это была попытка закрепиться в Железнокамске, не уезжая в очередную неизвестность.
Молодой любовник обещал женщине жениться на ней, как только она станет свободной.
Отец, узнав об измене жены, уже не хотел оставаться рядом с предательницей, а разговора о том, чтобы забрать сына с собой в сибирскую глушь, он не вел.
У Генки не было выбора. За мальчика все решила мать, которая твердо и однозначно заявила о том, что сын останется с ней.
Хоть Генка и хотел поехать с отцом и жить вместе с ним, ему попросту не оставляли вариантов.
Еще мальчику не нравился новый мамин ухажер, который сразу перебрался жить к ними.
Он принялся воспитывать Генку по своим правилам.
— Ты у меня не забалуешь, — строго говорил Иван, размахивая перед носом мальчика своим армейским ремнем, — не будешь слушаться, буду пороть тебя как сидорову козу!
Генка пытался жаловаться отцу. Анатолий, обиженный на жену, уже собирался в путь. Его не интересовали семейные разборки с будущим мужем Елены.
После его отъезда они перебралась из квартиры, выделенной семье военного, в общежитие. Генка долго тосковал по отдельной квартире, скучал по отцу и противостоял отчиму.
Иван, который умело манипулировал Еленой, считал себя настоящим главой семейства. Генка ненавидел отчима и делал все, чтобы насолить ему.
— Мама, давай уйдем от него, — предлагал сын матери, — будем жить вдвоем, без этого типа.
Продолжение
