Всё было уже позади – и смешная маленькая медсестра, на редкость рыжая, вся в конопушках, которая вынесла сверток с младенцем, и букет роз, в котором Евгения спрятала лицо.
Вот только когда Пашка, друг семьи, хотел, чтобы отец взял сына на руки, а Женя встала рядом – и получилось первое семейное фото, Никита отказался наотрез.
Пашку попросили приехать на выписку, потому что у него была «крутая» иномарка, которая точно плыла по дороге – толчки не ощущались. А еще потому, что Пашка никогда не мог отказать Журавлевым.
— Ну, почему ты не хочешь? — друг вертел в руках «Никон», вдруг оказавшийся бесполезным.
— Я его уроню, — сказал Никита сквозь зубы, — Младенца, то есть… У меня опыта, понимаешь, нет.
Пашка хохотнул, не зная, что сказать на это, перевел взгляд на Женю и выразительно поднял брови – чудит, мол, новоиспеченный папаша.
Но Жене было вовсе не смешно. Она будто не умом знала, а шкурой предчувствовала разговор, который и состоялся дома, как только они остались одни. Не считая Егора, конечно, он мирно спал в кроватке.
— Жень, скажи честно: ребенок не мой?
Она вздрогнула. Потом поправила одеяльце на малыше. В глаза мужу она не смотрела. Спросила отстраненно:
— Ты о чем? Как тебе могло такое в голову прийти?
— Я все знаю, — теперь и у него был холодный тон, будто он говорил с чужим человеком, — Про твой отдых на морях, и прочее…
***
Рассказать ему всю эту историю могла только Катя.
Та самая Катя, с которой Женя познакомилась еще в детском саду. Сегодня Катя работала в центре города, в торговой палатке, продавала
потрошеных кур.
Лучшая подруга, которая на их с Никитой свадьбе звала новоиспеченного чужого мужа на один танец за другим. А тот был уже совершенно пьян, и в конце концов, полез на эстраду, заказывать для нее песню «Ягода-малина, Катя-Катерина».
Мать Жени тогда в негодовании вышла из зала, а молодая жена только смеялась.
Значит, Катя…
***
— Ты хочешь назвать его Егором? Это его так звали? — у Никиты дрогнули губы, когда он выделил слово «его».
— Хоть печным горшком называй, — Женя обхватила себя за локти, точно поддерживая, и отошла к окну.
Господи, как же она устала…
Кажется тогда, когда она, измученная суматошным годом, похудевшая, собралась на юг, она чувствовала себя лучше. Никита ее просто вытолкал.
Сказал:
— У тебя глаза как у загнанной лошади. Я убью твою начальницу за то, что она тебя довела… Быстро отдыхать, галопом!
И она купила этот тур.
Всю дорогу в поезде она проспала. Специально взяла верхнюю полку, застелила ее быстрыми нервными движениями, легко подтянулась, улеглась и накрылась с головой одеялом.
Когда поезд тронулся, ее стало покачивать как в колыбели. Проснулась она от того, что мужчина из того же купе осторожно тронул ее за плечо:
— Э-эй, женщина… вы вообще живая? Уже сутки не шевелитесь…
Евгения сошла на станции небольшого южного города, и вдохнула воздух – такой теплый, настоянный на ароматах сосен, лаванды и роз, ей показалось, что она родилась заново.
Прошлая жизнь осталась где-то там – в туманной дали: то ли она была, то ли ее не было.
Может быть, поэтому все и случилось. Весь этот треклятый роман.
В советские годы этот профилакторий считался лучшим в городе. Тут все было «с размахом». Свой парк, кинотеатр под открытым небом, танцплощадка…
Игорь тоже приехал отдыхать один. Его жена Елена затеяла ремонт и выгнала мужа на курорт. Игорь работал хирургом, и Елена считала, что дома от него — никакого толку.
— Когда ты единственный раз помогал мне на даче собирать крыжовник и поцарапал руки – тебя две недели не пускали в операционную, пока не заживут все царапины. А ремонт – это дело такое…грязное. К тому же, если ты останешься, тебе днем и ночью будут звонить пациенты…и из больницы тоже… Весь отпуск полетит к чертовой матери. Уезжай, не путайся под ногами.
Евгения зацепила Игоря взглядом на танцплощадке, как только начался первый «медляк».
Высокий, привлекательный мужчина, чуть старше нее, пришел один – почему бы нет? Евгении хотелось танцевать – и только.
Она не знала, что все перерастет в гораздо большее. Что она влюбится как девчонка, и весь мир сосредоточится для нее на одном человеке.
В её отношениях с мужем, как Евгении казалось, давно уже не осталось ни любви, ни страсти. Они с Никитой стали «глубокими родственниками».
Знали привычки друг друга. Свободное время проводили так – как каждому нравилось. Он — за чтением книг, она – бегала к подругам, разводила комнатные цветы, вела блог в интернете. И бывало, что с утра до вечера они обменивались десятком слов, не больше.
С Игорем все обстояло по-другому. С того самого момента как он на танцплощадке положил ладонь ей на талию, а она взглянула ему в лицо…
Впервые – она прислушивалась к себе — да, впервые в жизни она почувствовала себя женщиной до кончиков ногтей, той, в которую можно влюбиться, очертя голову.
Они почти не расставались все эти три недели. Сидели за одним столиком в столовой, вместе ездили на экскурсии, до позднего вечера бродили по набережной, взявшись за руки, пили вино в маленьких кафе, а по дороге в свой корпус, закинув головы, любовались такими большими и яркими южными звездами.
Евгении нужно было уезжать раньше, срок ее тура заканчивался.
— Я сразу подам на развод, — сказала она Игорю, — И мы поженимся. Тебя тоже разведут без всяких проблем – у вас же с Еленой нет общих детей…
В этот последний вечер они сидели на набережной, любовались закатом, но тщетно Евгения ловила – изменится ли выражение лица Игоря? Мужчина молчал, и, казалось, он задумался о чем-то своем.
Домой Евгения решила лететь самолетом – так она обернется быстрее. Таксист заехал за ней в шесть утра. Она не сомневалась, что Игорь проводит ее.
Но напрасно Евгения стучала в его номер – дверь осталась запертой. Так ли он крепко спал? Или нарочно избежал прощания?
Вскоре Евгении пришлось убедиться в том, что лишь для нее это была «любовь всей жизни». Игорь же воспринял их связь как обычный курортный роман. Он больше не отвечал на ее звонки – наверное, заблокировал номер. А может, сменил свой.
Евгения звонила ему и из аэропорта, и позже, когда уже прилетела, по дороге домой. И поздним вечером, и ранним утром. А потом стало ясно – можно не унижаться, все кончено.
Никита время от времени посматривал на жену, не понимая, почему она вернулась с юга — загоревшая, похорошевшая, но какая-то убитая, точно огонек, который всегда горел в ней, теперь погас.
Он вспыхнул еще раз – когда Евгения убедилась, что беременна. С Никитой они безуспешно пытались завести ребенка вот уже шесть лет, но ничего не выходило. Так что она не сомневалась – это будет «дитя любви», сын или дочь Игоря.
В который раз набрала она номер, который помнила наизусть. И в который раз услышала бесстрастный голос, извещавший, что «абонент недоступен».
Открылась она только Кате, которую знала, казалось, всю свою жизнь. Они сидели в кухне, пили чай, а потом и «чего покрепче», и Катя, сдвинув брови, прикидывала варианты.
— Расскажи мужу, — наконец, посоветовала она, — Тот мачо уж ясно, кинул тебя. А если Никита тебя по-настоящему любит, то он, может, и согласится воспитывать ребенка, даже если тот не его. Но своего-то нет…. Вполне даже может согласиться… Это уж вместе решите.
Евгения молчала. И после, день за днем она убеждала себя, что нужно же как-то разрубить этот гордиев узел, но все время ее что-то останавливало.
А вдруг это ребенок Никиты? Если же она откроется мужу, он может не простить ей предательства, и даже скорее всего. Тогда его родной сын будет расти без отца. Наполовину сиротой.
И еще теплилась надежда, что муж ничего не узнает. О любовнике Евгения теперь старалась не думать – к горлу подкатывала тошнота. Как она могла так обмануться?
Игорь не испытывал к ней и сотой доли тех чувств, что она к нему.
Но вот теперь, когда Егор спал в кроватке, подняв вверх обе ручки, точно говорил «сдаюсь», Никита требовал ответа.
Ах, Катя, Катя…
— Будем делать тест на отцовство, — сказал муж, — И…если это не мой мальчишка, то я…уйду. Ты уж прости.
Евгения кивнула, не оборачиваясь.
***
Всё это время, что они ждали результата, Евгения ухаживала за Егором сама. Муж не брал ребенка на руки, отворачивался, услышав его плач.
Молодой женщине казалось, что он делает это через силу, настраивается на то, что их союз может в любой момент оборваться.
Наконец, настал день, когда Никита поехал, чтобы получить заветный листок и узнать правду.
Когда он вернулся, Евгения сидела в кресле у окна, с ребенком на коленях. Она даже не повернула головы. Ей хотелось, чтобы так или иначе все закончилось скорее. Сил терпеть эту пытку больше не было.
Евгения ощутила, как ее плеча коснулось что-то колючее. Никита протягивал ей букет роз.
— Егор – наш сын, — сказал он, — То есть – мой и твой… Вот, черным по белому…
Она не стала брать листок, который он протягивал ей, и молча смотрела на него.
— И знаешь, Жень… До того как ты уехала, у меня ведь тоже была другая. Недолго, пару месяцев… Так получилось… Она очень хотела, чтобы мы с тобой… Я думал, да… Я собирался развестись… Но теперь… Давай попробуем зачеркнуть все что было, и … Напишем историю нашей семьи снова? Ладно? Попробуем ради сына?
Егорка причмокивал губами и во сне чуть поворачивал головку – то к папе, то к маме.
