— Доченька, не надо быть такими меркантильными. Хотела бы родить – давно бы родила.
Вот я когда вас рожала не о квадратных метрах думала.
— Угу. Поэтому я в 10 классе колготки себе штопала лаком и все каникулы моталась от подработки к подработке, – не удержалась, высказала Марина.
— Не дерзи. Не надо Бога гневить, хорошее у тебя детство было. А что к труду приучилась – так это тебе только на пользу.
— Жаль, Димочке такой пользы не привалило.
— Ну и что ты от меня хочешь, Дим?
— Я прошу тебя войти в мое положение. Подумай о матери, мы ведь не чужие люди.
— Но почему-то ты вспомнил об этом только тогда, когда тебе потребовалось, чтобы я отказалась от доли в квартире.
— Так у тебя же есть квартира.
— Мне еще ипотеку 5 лет за нее выплачивать, причем не льготную, а по полному тарифу.
И, представь себе, братишка, я очень сильно заколебалась трястись из-за второй работы, вся оплата за которую на эту самую ипотеку и уходит.
Вот ты в свадебное путешествие собрался, а мне не то, что в отпуск не съездить, в зоопарк сходить некогда, чтобы на верблюда посмотреть, на которого я все больше и больше похожа.
Марине уже давно надоело это переливание из пустого в порожнее. Ну решил ее непутевый братец жениться – прекрасно, совет да любовь и, что говорится, скатертью по по.пе.
В конце концов, женилка у него уже отросла, так почему бы не жениться, раз с учебой у него не особо получилось?
— Мариш, ну что ты в самом деле? Ты же понимаешь, что мне сейчас никто ипотеку не даст, не говоря уж о сумасшедших за нее процентах.
Не тащить же молодую жену в мамину двушку. А ты у нас сильная и незави…
— Димас, на этот дешевый развод ты будешь брать свою будущую жену. Или маму. Я же тебя как облупленного знаю еще со времен когда ты варенье втихаря лопал, а на меня потом сваливал.
— Ну что ты опять начинаешь этот детский сад.
— Детский сад – это в 29 лет думать, что мы с мамой должны исполнять все твои желания, метнувшись кабанчиком.
Не нравятся проценты по ипотеке? ОК, брателло, будешь выплачивать всю стоимость моей доли мне. Ежемесячно.
По договору со штрафными санкциями за неуплату. Все – заверено у юриста. И, поверь, в суд, если что, я совершенно точно пойду.
— Суд, юристы, штрафные санкции, может быть ты меня еще и на счетчик поставишь, проценты назначишь?
— А неплохая, кстати, идея, насчет процентов, я подумаю. Инфляция, как-никак.
Брат зло зыркнул.
Впрочем, пусть думает что хочет. Пусть бежит маме жаловаться, жене жаловаться, друзьям за бутылкой — жаловаться, кому угодно.
— Твой муж совсем тебя испортил. Я не узнаю сестру. Вышла замуж удачно, так живи и радуйся, катайся как сыр в масле. Так ведь нет, тиранозавром каким-то стала. Только и мыслей о том, как нормальным людям жизнь испортить.
— Да думай что хочешь, я свое слово сказала.
Олег, ее муж, на дух не переносил младшего брата и был его полной противоположностью.
Скрупулезный, даже педант, ответственный, с жизнью, выровненной по линеечке. Этим и покорил он Марину
Ей до чертиков надоели творческие интеллигенты, «нормальные люди» с мелкоуголовными интересами, спивающиеся работяги и атмосфера всеобщего пофигизма, царившая в микрорайоне, где она выросла столько, сколько она себя помнит.
— Ну их всех куда подальше с их подходами и подкатами.
А ведь предстоит еще непростой разговор с мамой. Которая – ну а как иначе? – встанет на сторону любимой кровиночки, младшенького, которому надо устроить жизнь до того, как «Боженька к себе приберет».
Разговоры с мамой по душам редко заканчивались чем-то, кроме ее слез. Это Марина уяснила еще в подростковом возрасте.
Мать использовала их как инструмент шантажа. И ведь работает – сразу чувствуешь себя злобной неблагодарной тварью, даже если тысячу раз права.
Вот был бы Олег рядом… Но нет, привлекать мужа в семейные разборки точно не стоит. Это все-таки ее мать и такой разговор Олегу будет еще более неприятен.
Он, наверное, даже может встать на сторону ее семейки, лишь бы разговор прекратить.
Как все это не вовремя, конечно. Но затягивать разговор все-таки не стоит.
— Мам, это я, открой, – женщина привычно склонилась у домофона и, услышав пиканье, понятнула дверь на себя и вошла в подъезд.
Несмотря на прошедшие года, даже десятилетия, в подъезде все еще пахло точно так же, как в детстве. Да и внешний вид его изменился мало.
Разве что двери у большинства соседей поменялись на металлические. Дверь в мамину квартиру тоже стала другой.
Марина, глубоко вздохнула, набираясь духу. Как будто ей снова 15 лет и она снова задержалась на дискотеке, где слегка пригубила ви.на. Усмехнувшись этим аналогиям, она решительно вдавила дверной звонок…
— Мама, при чем тут вообще любишь-не любишь? Да я бы и слова не сказала, если бы ты в нашей квартире жить осталась еще 200 лет.
Да хоть замуж прямо сейчас выходи и живите с мужем в этой квартире долго и счастливо, я вам даже сервиз и набор теплых одеял на свадьбу подарю.
Но ты ведь хочешь сама уехать к черту на кулички, лишь бы Димочка счастлив был. Опять за твой и за мой счет.
— Но ведь одни вы останетесь, без меня, Мариночка, а Дима – твой брат, твоя самая близкая родня, кому как не ей помогать? К тому же, ремонт в этой квартире он делал.
Как Дмитрий делал ремонт Марина прекрасно помнила. Это она отправила мать на месяц в Белоруссию, в дом отдыха. Это она с Олегом этот ремонт оплачивала.
Вся роль Димки свелась к тому, что он нашел среди своих дружков несколько специалистов по отделочным работам.
Специалистов, на удивление, весьма толковых, их телефонами Марина еще несколько раз пользовалась.
Столь малое участие не помешало родному братцу потом сделать вид, что ремонт был сделан по его инициативе, при его непосредственном участии, пусть и с финансовой помощью сестры.
Женщина не стала переубеждать в этом маму. Бесполезно, да и зачем. Вот и выходит ей сейчас этот ремонт боком.
Ведь именно после него было документально оформлено кому какие доли принадлежат по закону.
Тогда это было сделано в узком семейном кругу и так, как сказала родительница. Но кто ж знал?
— Ты пойми, – продолжала мама. – Дима сейчас находится на распутье.
Либо счастливая, семейная жизнь, ответственность, постоянная работа, дети.
Либо так и покатится он по жизни один как перст и неизвестно куда его жизнь заведет.
Людмила — женщина требовательная, она не станет по съемным углам мыкаться. Ты, кстати, поговори с ней, она тебе понравится.
— Да некогда мне разговоры разговаривать. Не мне на ней жениться, пусть с ней Дима беседует. И все остальное с ней пусть Дима делает. В том числе и за квартиру платит.
Я тут опять при чем? Я, между прочим, тоже на распутье.
— Каком еще распутье?
— Сколько мне лет, мамуль? Тридцать четыре? Олегу сорок один. И все, повторяюсь, все наше состояние – это ипотечная трешка и далеко не новая машина.
Олег взяток не берет, генералом с его железобетонными негибкостью и принципиальностью ему стать не светит. А я детей хочу. И желательно – не в ипотечную квартиру. Ты же вроде как тоже внуков хотела?
— Да устроит все Бог, доченька, не надо быть такими меркантильными. Хотела бы родить – давно бы родила.
Вот я когда вас рожала не о квадратных метрах думала.
— Угу. Поэтому я в 10 классе колготки себе штопала лаком и все каникулы моталась от подработки к подработке, – не удержалась, высказала Марина.
— Не дерзи. Не надо Бога гневить, хорошее у тебя детство было. А что к труду приучилась – так это тебе только на пользу.
— Жаль, Димочке такой пользы не привалило, – женщина начинала заводиться, хотя понимала, что зря. – Мама, я не хочу рожать, не будучи твердо уверенной в своем положении.
И да, я не хочу быть «старшей сестрой», в очередной раз уступившей любимому младшенькому брату очередную очень нужную ему игрушку.
Мне эта роль уже очень давно осточертела. К тому же, сейчас не об игрушке речь идет, а о моей жизни. И, между прочим, твоей жизни тоже.
— Я не понимаю кого я вырастила, – мама начала хлюпать носом.
— Мама, – Марина попыталась приобнять пожилую женщину.
Но та отпихивала ее руки.
— Мама, я тебя очень люблю, но сейчас ты очевидно не можешь мыслить здраво. И даже не понимаешь как сильно ты меня обижаешь.
— Обидели ее, – неожиданно громко и тонко вскрикнула мать. – Между прочим, это вообще моя квартира! Вот захочу и вообще все потребую пересмотреть!
Вон с глаз моих! Видеть тебя не хочу!
Марина ку.ри.ла только на студенческих вечеринках, но сейчас, сидя на знакомой лавочке возле подъезда ей почему-то очень хотелось за.кур.ить.
Мать никогда не бросалась такими словами, даже по злобе, во время скандалов. И женщина понимала, что что-то в их отношениях треснуло если не навсегда, то очень надолго.
Непросто быть старшей сестрой: мать прокляла за то, что отказалась отдать долю в квартире брату.
И пропади оно все пропадом – квартира, доли эти, брат с его женой… Но отступать она все равно не будет. Даже если мать с ней перестанет разговаривать совсем.
В конце концов, детей Марина на самом деле очень хотела. Но сначала надо разобраться с треклятой ипотекой.
Она не обязана подтирать сопли за братом до пенсии.
— Мама поймет, пройдет время и она поймет, — уверяла себя женщина.
