Тоня стояла в толпе знакомых и малознакомых односельчан, окруживших кучу свежего буроватого суглинка.
Четверо мужчин на вожжах опускали, казалось в неимоверную глубину гулко ударявший о стенки могилы гроб.
Она все еще не могла поверить, что там отец. Все казалось, он где-то тут среди печальных людей, вот-вот выйдет и крепко, как бывало, прижмет ее и опять скажет:
«Да не горюй, ты, дочь! Прорвемся!»
— Подойди к могилке-то… — Тоню грубовато толкнули в спину, от неожиданности она чуть не упала.
— Иди. Брось земли горсточку… — ее опять толкали.
Тоня оглянулась, на нее сурово глядела соседка Баба Анисья.
— Иди, иди! – она опять хотела толкнуть ее, но Тоня уже шагнула к могиле.
Гроб стоял, немного покосившись и Тоня, взяв в горсть уже согретой солнцем рассыпчатой земли, бросила ее на звонко отозвавшуюся покрытую красной обивкой крышку.
— Надо три горсти бросить… — рядом опять появилась Баба Анисья.
Тоня бросила еще две горсти, и все еще не до конца веря, что там, в этой яме под красным бархатом отец отошла в сторону.
Ее все дальше оттесняли от могилы. Вскоре по крышке забарабанили комья земли, слетавшие с лопат, потом звук стал глуше и постепенно совсем прекратился.
Теперь были слышны резкие выдохи работающих молча мужчин. Потом женщины начали укладывать на свежий бурый холмик венки.
Кто-то вполголоса читал молитву, а Тоня все смотрела на строго глядевшего с фотографии отца.
Поминальный обед был в совхозной столовой. Тоня почти ничего не ела, сидела вся сжавшись в комок.
Мама тоже молча раздавала женщинам по платочку, а мужчинам по паре носков. У столов хлопотали родственницы.
— А я вижу, береза-то пошла! – опять рассказывал бывший в деляне недалеко от отца дядя Паша, — Хорошо так полетела, хлестко, да потом в развилку и попала, спружинило, она и сыграла назад. Ну я и побежал поглядеть…
Прибежал, а Петька-то уж неживой лежит… По головушке его шибануло… Давайте мужики не чокаясь выпьем за упокой нашего Петра Николаевича!
— Да-а хороший мужик был! – звучало откуда-то.
— Ничем худым не вспомнишь…
— Тоню-то он шибко любил! Где она голубушка!..
***
Весь следующий год они трудились, стараясь сделать все то же что и раньше с отцом.
Сами складывали в лесу в тракторную тележку распиленные на поленья дрова, потом мама неумело колола их.
Вдвоем справлялись с урожаем. Сами, уже под пролетавшими «белыми мухами» перетаскивали колотые поленья в сарай и там складывали в поленницу, которая и упала в первую же ночь, по счастью никого не придавив.
Мама все больше раздражалась, все домашние дела теперь растягивались на неопределенное время, часто не успев окончить что-то приходилось браться уже за другое.
— Ты почто у кур не убрала? – напустилась, как-то придя с работы на Тоню мама.
— Нас в школе задержали, — оправдывалась Тоня.
— Ну тогда сейчас иди, там уже и не разогнуться, — сурово глядела на нее мама.
— Там темно уже, как я уберу-то?
— Ничего, приглядишься…
Тоня, жалея мать, старалась вовсю.
— Худо убрала-то… — вместо похвалы вечером заметила мама.
***
Дядя Миша появился в их доме примерно через год после похорон.
Сначала он заходил помочь по хозяйству: точил ножи, подправил пилу, стучал молотком где-то во дворе, перекрыл крышу сарая, заменил стойки забора в огороде.
Делал, то, что Тоня раньше и не замечала, так как всем этим занимался отец, и она даже не знала, сколько у него было всяких мужских забот.
Потом дядя Миша помогал с сеном и уборкой урожая. Осенью он привез, расколол и сложил в сарае дрова.
Зимой он приходил убирать снег, когда его выпадало слишком много. Так потихоньку Тоня почти привыкла к его постоянному присутствию.
А когда весной он пришел помочь с посадкой картошки, мама, натопив баню, не отпустила его вечером домой, и дядя Миша остался ночевать. Постелили ему в большой комнате на диване.
— Михаил к нам переедет, — объявила однажды мама.
— Насовсем? – едва слышно уточнила Тоня.
— Каждый день ходит, все тут у нас подлаживает, да подправляет. Не мальчишка ведь! Конечно, насовсем, — грубовато ответила мама.
Дядя Миша приносил какие-то свои вещи, и их становилось все больше. Тоню это даже радовало, теперь у нее становилось заметно меньше забот по дому.
— Тоня, сегодня после школы ко мне на работу придешь, подсобишь… Валька уволилась, долго одной-то, — однажды утром велела мама.
Тоня, боясь ее подвести, забежав после школы домой переодеться, поспешила на молочно-товарную ферму. Всю зиму она почти ежедневно теперь приходила «подсобить».
А следующей зимой у Тони появилась сестренка Катя. И теперь она, как бы само собой, превратилась еще и в няньку.
И это ее вовсе не тяготило, но часто мама при этом давала еще и поручения по хозяйству, выполнить которые Тоне не всегда удавалось.
***
Окончила школу Тоня кое-как. Маму часто вызывали на разговор с учителями или даже к директору, и она, приходя совсем не ругалась, говоря:
«Читать выучили? Выучили. Считать умеет? Умеет. Писать может? Может. А остальное-то на что?»
И Тоня снова шла разбирать картошку в погребе или унаваживать рассадник, или еще куда-то по хозяйству.
В огороде ее и заметил недавно вернувшийся из армии Витя.
— Это, что за красавица тут у нас? – Виктор стоял оперевшись локтями на жердь прясла.
Тоня обернулась на голос, поправила сбившиеся волосы.
— Тоня, это, ты что ли? – Виктор не уходил, — ну, подойди, ты!
И Тоня, положив тяпку в борозду, подошла.
Так, за неслышным разговором, их и застала мама.
Потом вечером Тоня, как обычно пошла встретить с пастбища корову. Корова шла домой сама, а Тоня поспевала за ней уже не одна, рядом шел Виктор.
В этот вечер они вместе встретили закат на высоком берегу реки, а потом Виктор проводил ее домой.
***
Свидания стали ежедневными. Теперь Тоня ждала их и все больше привязывалась к Виктору.
Так продолжалось до осени, а там с первыми заморозками Виктор заговорил о свадьбе, и Тоня не раздумывая согласилась.
Сваты пришли в субботу, сразу после седьмого ноября. Говорливая мать Виктора Мария Михайловна, все расхваливала сына, какой он работящий, да ласковый.
Тонина мама тоже все вспоминала, что хозяйство-то держится на Тоне, и отпускать ее, будет жаль, но на что не пойдешь ради счастья дочери…
Деревенская свадьба отгремела за полтора часа. Пришедшие после вечерней дойки гости быстро влили в себя потребное количество спир.тного, и женщины пока мужиков совсем не развезло, сопроводили их по домам.
На утро некоторые пришли опохмелиться. На этом торжество и завершилось.
Молодых определили в одну из комнат большого дома родителей Виктора. В доме кроме свекрови Марии Михайловны жили брат Виктора, Сергей, его жена, Анна, и их маленький сынок, Коля. Отдельную комнатенку занимала бабушка – мать Марии Михайловны – Елизавета Андреевна.
***
— Ты, зачем опять к матери бегала? – Мария Михайловна вечером подступила к Тоне.
— Надо было ей помочь картошку посадить. Одна она сейчас осталась, от Катьки-то какой прок? — ответила Тоня.
— А нашу кто посадит? Видишь все на работе с утра, ты одна у нас сейчас на хозяйстве-то, — продолжала свекровь.
Тоня смолчала.
— Мне некогда. На мне еще и Коля, — подговорилась золовка Анна.
— Так, что ты уж давай не распыляйся на два дома-то. Замуж вышла, сейчас тут твое место… — Мария Михайловна, видимо, чтобы лучше дошло, старательно выговаривала слова.
Братья с утра уходили на работу, сначала посевная, потом сенокосная пора, потом плавно началась уборка урожая. Приходили они уставшие, запыленные, все больше обгорая под летним солнцем.
— Тонька, ты баню-то подтопила? Сейчас мужики наши придут, — Мария Михайловна кричала из огородных ворот, половшей вдалеке картошку Тоне.
Приходилось все бросать и растапливать баню, а потом с гремящей тележкой идти на колонку за водой.
— Ты, не дополола еще? – строго спрашивала переливавшую воду из фляги в ведро Тоню, Анна, — бесто.лочь, дополоть надо было!
***
Так в трудах и заботах прошел первый год совместной жизни Тони и Виктора.
За окном было по-осеннему темно. В лучах далекого фонаря метались на ветру голые ветви старой черемухи, отбрасывая на подсвеченную штору тревожную тень.
Тоня лежала, прижавшись щекой к груди мужа, и смотрела на причудливо трепещущие, нечетко проступающие на светлой шторе, как на экране, тени.
— Витя, давай уже как-то отдельно жить… — начала она осторожно.
— А тут-то тебе, что не нравится? – искренне удивился Виктор.
— Все не нравится… Все указывают… То мама прикажет, то тут же Анна в другую сторону тычет… И все я не угодила… — говорила Тоня дрогнувшим голосом, — и ведь стараюсь, как у мамы не старалась, а все равно виноватая…
— Куда мы с тобой сейчас пойдем? Тут вон домина какой, живи да радуйся… — пытался уговорить Виктор.
— Не могу больше, — на грудь Виктора скатилась горячая слезинка, — боюсь, не выдержу, обратно к маме уйду…
— Нет, так не пойдет. Я придумаю, что-нибудь, — после долгого молчания, наконец, пообещал Виктор.
***
— Это Тонька все выдумала! — Мария Михайловна голосила, как могла. Казалось, даже стекла в окнах звенят, — некуда не пойдешь, пусть она уходит!
— Да не кричи, ты, мама! Мы же через три дома, тут рядом, жить будем, — стараясь сохранять спокойствие, говорил Виктор.
— Больше, чтобы и ноги вашей в моем доме не было! – все больше распалялась свекровь.
— Ладно! — примиряюще продолжал Виктор, — к Сереге в гости ходить будем, да, с Колькой поиграть!
— Дом-то третий год без присмотра стоит! – не унималась Мария, — Зима настанет, ознобитесь, обратно не проситесь, не пущу!
Так они и ушли в пустующий домик покойного дедушки Володи, Марининого свекра.
Виктор прибрал во дворе, Тоня помыла в доме. Потом проконопатили стены, почистили дымоход, утеплили окна. Вскоре Виктор привез дров.
Следующий год совместного жительства они встречали уже втроем. Первенца назвали в честь дедушки Владимира Яковлевича – Вовой.
А еще через год в доме появилась и дочка Варя, названная в честь бабушки – жены Владимира Яковлевича.
— Вовка-то, как на дедулю похож, — радовался беззубой улыбке сына Виктор, — в старости, точно так же улыбался!
— А Варенька-то у меня красавица, — и он неуклюже брал на руки еще совсем беспомощную дочку, млея от счастья.
***
За окном темнело. Вова, поставив на тумбочку настольную лампу, читал, укрывшись одеялом. Варя давно спала. И только Виктора не было дома. Тоня, выключив свет, все вглядывалась в окно.
Виктор появился почти в полночь, пробирался по освещенной единственным далеким фонарем улице.
Что-то в походке мужа насторожило Тоню, так, что вдруг тревожно забилось сердце. Потом Виктор неловко распахнул ворота и громко хлопнул ими закрывая.
Тоня услышала, как клацнул закрываемый Виктором засов. Потом он долго шарил дверь в сенях и наконец, найдя ее, распахнул, вполголоса матерясь, дверь в дом.
— Блин, как первый раз в сенях этих. Никак не привыкну… — заговорил, снимая куртку Виктор.
— Витя! Ты, выпивши, что ли? – удивилась Тоня.
— Да, с Серегой, рыльце маленько обмочили! – хохотнул Виктор, — сарай я ему помогал подправить. Весной угол подмыло, заваливаться начал. Мама бутылочку нам и поставила.
— Не шуми, давай! Дети спят уже… — Тоня поднесла к губам поднятый вверх палец.
— Ты, лучше мне еще выпить поднеси, а то не хватило вроде! – Виктор уселся за стол, — да закусить поставь.
На спир.тное Виктор всегда был крепким. И иногда Тоня даже гордилась им, видя, как другие мужчины быстро отваливаются от общего застолья, теряя интерес к происходящему.
Теперь Тоня с опаской смотрела, как он в одиночку выливает в рот стопку за стопкой, время от времени заедая во.дку салом или соленым огурцом.
Уснул Виктор тогда далеко за полночь, долго пытался что-то петь и рассказывать какие-то армейские истории.
***
— Мама, папка опять пьяный идет! – задремавшую Тоню разбудил Вова.
Тоня бросилась к окну. Виктор скользя на обледеневшей дороге пробирался к воротам. Сворачивая на тропинку, он потерял равновесие и хлестко, плашмя рухнул на спину.
— Папка ум.ер! – побледневший Вова с ужасом глядел на нее.
Тоня кинулась к висевшему около двери пальто, быстро накинула его и стала надевать валенки.
— Нет… поднимается, — тихонько воскликнул Вова.
Тоня выбежала в сени и кинулась на встречу с трудом открывавшему ворота Виктору.
— Тонечка, зашибся я! – Виктор испустил полный страдания стон.
Подставив плечо, Тоня помогла ему подняться на крыльцо.
На следующее утро, несмотря на глубочайшее похмелье, Виктор пошел к фельдшеру, оказалось, что падая, он сломал ребро.
Подлечить Виктора уже в тот же вечер пришел Сергей, и они за разговорами опорожнили по бутылке на брата.
Выпроводить Сергея оказалось не просто, Виктор никак не отпускал его, требуя: «дай-ка еще бутылочку!» и Тоня наскоро собрав детей, впервые пошла, просить помощи у Марии Михайловны и Анны.
— А ты как думала? – неприветливо ответила ей свекровь. — Хотела сама-собой жить, вот и терпи сейчас!
Так и не добившись поддержки от матери мужа Тоня пошла к своей маме.
— Оставайтесь, куда вас денешь? – выслушав ее, проговорила мама.
Виктор пришел на следующий день, извинялся, обещал, унижался и Тоня, опять наскоро одев детей, пошла с ним.
Теперь он все чаще стал выговаривать, что живут они в доме его любимого дедушки, а Тоня все равно без почтения к нему относится, и свекровь совсем не любит, а она ведь тоже мать, повторяя все чаще:
«Не зря она мне говорила, что не надо ей такую сноху…»
А весной Тоня, увидев в окно нетвердую поступь мужа, схватив детей, впервые спряталась от него в сарай.
Виктор ма.том орал в доме, что-то падало, звонко билась посуда. Тоня, взяв Варю на руки, метнулась в огород. Следом поспевал Вова.
Она снова бежала к маме.
Утром Виктор, проспавшись, опять пришел за ними.
***
— Витя, нам совхозную квартиру дают, с которой агроном съехал. Давай разбежимся уже, мы с ребятами там жить будем, а ты тут в дедушкином доме, — пользуясь нечаянной трезвостью мужа и тем, что детей дома нет, решительно заговорила Тоня, — будем сами по себе жить.
— Ты, что же отделаться от меня хочешь? Не выйдет, — вспылил, как обычно, в последнее время Виктор.
— А, что? Ты пьяный всегда, все равно они трезвым отца никогда не видят… И пропиваешь ты больше чем зарабатываешь.
— Какой не есть, а родной отец…
— А какая им от тебя поддержка? Когда ты нужен, ты пьешь опять. Когда проспишься, лезешь к ним с воспитанием своим…
Думаешь они не видят ничего? Это ты ничего не видишь. Вовке в армию скоро… Варе учиться надо… Ты же про них и не знаешь ничего… Растут как без отца…
На следующий день Виктор вместе с Сергеем приехал на тракторе, к которому был прицеплен красневший ржавыми бортами прицеп.
Потом они молча погрузили в него холодильник, телевизор, ковер и диван, на который побросали одежду Виктора.
Тоня с повзрослевшими детьми молча наблюдали, как братья не глядя в их сторону выносят вещи и мебель.
Переехать Тоне помогли женщины, с которыми она уже пятый год работала на молочно-товарной ферме.
Бойкая бригадир Алевтина договорилась и с транспортом, а скотники Яша и Эдик, помогли Вове погрузить, а затем и выгрузить мебель, посуду и узлы с постельным бельем и одеждой.
***
— Батя опять приперся, — у Вовы в гневе раздулись ноздри.
В запертые ворота монотонно стучали.
— Не открывай, — Тоня с мольбой смотрела на сына.
— И, что будем сидеть как мыши? – Вова багровел от гнева.
— Постучит, да уйдет, — с надеждой проговорила Тоня.
За окном послышалось шуршание.
Варя резко обернулась и вскрикнула. В окне показалась потная от усилий физиономия Виктора.
— Эй, открывайте, отец пришел! – хрипло выкрикнул он.
Тоня бросилась к окну. Виктор пластом лежал на щебнистой дорожке палисадника.
— А Тонечка! — он увидел ее и заулыбался.
Только сейчас Тоня разглядела как постарел, сморщился и осунулся Виктор, самозабвенно пропивающий свое здоровье и ее счастье.
Ей стало нестерпимо жаль и себя и этого непутевого, когда-то такого сильного и красивого человека, что она не смогла сдержать слез.
— Мама, ты, чего? – как она не отворачивалась, Вова все же разглядел влагу в ее глазах, но все понял по своему, — не бойся. Сейчас я поговорю с ним.
— Нет, Вовка, не связывайся. Не надо! – Тоня загородила дверь, не пуская его.
— Да не буду я его бить, к бабушке отведу и все, — Вова аккуратно отодвинул мать в сторону, решительно выходя во двор.
***
— Антонина Петровна, доброго утречка! – прибывший на уборку шофер, уже который раз приветствовал ее, возвращавшуюся с утренней дойки.
— Мы, кажется, не знакомы? Вы откуда знаете, как меня зовут? – Тоня не без интереса взглянула на этого веселого и не по-деревенски опрятного мужчину.
— Агентура Антонина Петровна! Все доложили, рассказали, объяснили… — шофер загадочно повел глазами.
— Ну, да! В деревне все про всех знают… — в ответ улыбнулась Тоня, — а к Вам как обращаться?
— Игорек! То есть Игорь Дмитриевич! Будем знакомы!
В тот же вечер Игорь подъехал к ее дому. Из кабины он вышел с букетом полевых цветов.
— Антонина Петровна, это Вам, — он слегка поклонился, протягивая ей букет.
Бывшая при этом представлении Варя, едва сдержав смешок, скрылась в большой комнате.
— Может, прокатимся с ветерком? – смеясь одними глазами, предложил Игорь.
— В машине подождите! – Тоня вдруг почувствовала, как предательски вспыхнули щеки и уши.
— Жду! – Игорь вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Из большой комнаты послышался, с трудом сдерживаемый, звонкий смех Вари, что еще больше смутило Тоню.
— И что ты развеселилась? – Тоня вошла к ней пытаясь букетом прикрыть залитые румянцем щеки.
— Ну, ты мама, даешь! – Варя с восхищением смотрела на мать.
— Что я даю?.. — растерялась Тоня. — Вот, что сейчас делать?..
— Как, что? Собирайся! Это же свидание! – Варя выхватила у нее букет, — а пахнет, как!
— Да, какое уж свидание? – Тоня совсем раскраснелась.
— Вот такое, как в кино! – Варя пыталась поместить пышный букет в вазе.
— Я понимаю, тебя бы кто позвал, а то в мои-то тридцать семь? – Тоня растерянно открыла шкаф, пробегая глазами по вешалкам в основном с Вариными нарядами.
К терпеливо ожидавшему в кабине Игорю она вышла почти через полчаса.
Они выехали за деревню, проехали возле высокого берега, где состоялось ее первое в жизни свидание с Виктором, когда-то, будто совсем в другой жизни, а Игорь все гнал и гнал свой «ЗИЛ», не останавливаясь.
Вскоре он остановился на обочине полевой дороги.
— Вот смотри, Тоня, красота-то какая! – Игорь с восхищением смотрел на речную долину и дальнюю линию горизонта, горящую на западе от близкого закатного солнца, — я как увидел эту картину позавчера, так и захватило сердце! Думаю, вот в таком месте надо в любви признаваться!..
***
— Я за вами приеду послезавтра, — сидя во главе стола на собранном Тоней семейном совете, говорил Игорь, — собирайтесь, поедем в город. У меня там квартира двухкомнатная, а живу я в ней один-одинешенек, места хватит. Варю в училище определим, Вову, к нам в автоколонну, само-то перед армией, а тебя, Тоня в буфет пристроить попробуем…
Ворота с шумом раскрылись, послышались шаги в коридоре.
— Опять батя, идет! – Вова вскочил, сжав кулаки.
— Не надо, Вова! – Тоня затравлено глядела на сына.
— Сидите, — Игорь поднялся и уверенно шагнул к открывавшейся двери.
Он легко вытолкнул Виктора в коридор, прикрыв за собой дверь.
Вова напряженно вслушивался, Варя смотрела на мать страдающим взглядом, Тоня, побледнев, пыталась обнять своих уже таких взрослых детей.
Вскоре еле слышно хлопнули ворота. В коридоре, во дворе и в доме вдруг стало совсем тихо.
Тоне казалось, что она слышит, как тревожно бьется ее сердце.
Игорь вошел, стараясь сохранять на лице спокойствие.
— Думаю, больше не придет! – проговорил он не громко. — А за вами приеду уже завтра, как машину в бокс поставлю, сразу на своем «Москвиче» и пригоню…
***
Тоне, несмотря на запоздалую, хоть и очень яркую любовь, детей больше Бог не дал.
Вова, отслужив срочную службу, остался служить по контракту.
Варю через два года выдали замуж, и вскоре она обрадовала Антонину и Игоря дочкой Танюшкой.
