Автор:Татьяна Пахоменко
— Папочка, не уходи! Миленький, не бросай нас! Папочка, ничего мне больше не покупай и Алеше тоже. Только с нами живи! Не надо ни машинок, ни конфет. Никаких подарков не надо! Лишь бы ты был рядом! — кричал шестилетний Глеб, вцепившись в ногу отца.
Их мама в этот момент навзрыд рыдала в комнате. Сил встать и выйти у нее не было.
А 14-летний Леша стоял, сжав кулаки. Любовь к отцу в нем боролась с ненавистью.
Это Глеб малыш. Еще ничего не понимает. А он, Леша, видел, как матери плохо. Как она днем ранее, стоя на коленях, упрашивала отца остаться. Хотя бы немного подождать. Пока Глеб чуть подрастет. Но уговоры не помогли.
— Прекрати! Вставай! Не унижайся, слышишь! Не нужен ты ему. И я не нужен. Никто из нас, так пусть катится! — Леша подбежал и стал отцеплять младшего братишку от папы.
— Сынок, зачем ты так. Я буду приходить, вам помогать. Только жить в другом месте. Но я вас от этого не меньше люблю. Мы так решили просто, — начал отец.
— Кто решили? Это ты так решил! Думаешь, я ничего не слышал? Мама же просила тебя не уходить. Здесь же она и мы! Мы же семья. А ты уходишь! К какой-то бабе! Она тебе нас дороже, да? — Леша изо всех сил старался не заплакать.
Если бы отец обнял его, поставил сумки на место и сказал, что все это глупая ошибка, то… Он бы бросился ему на шею. И все забыл. И простил, конечно.
Потому что это папа. Который учил ремонтировать машину, брал с собой щуку ловить, играл в футбол, читал книжки перед сном. Как же он может уходить и вычеркнуть все из своей жизни? Их? За что?
Надрывался от крика Глеб. Рыдала мать. Отец обвел их всех взглядом и… ушел, понурившись.
И долго неслось ему вдогонку: "Папочка! Не уходи!".
С тех пор жизнь стала другой.
Алексей отца возненавидел. Он не хотел с ним встречаться, швырял назад подарки, которые он приносил.
Глеб ждал. То под дверью сидел. То на балконе стоял и смотрел вдаль.
Отец просил дать детей погулять. Мать не разрешала. Хотя Леша и сам не хотел. Глеб рвался к отцу, но ему говорили — папа не хочет тебя видеть.
Их мама и от алиментов бы отказалась из гордости, но жить на что-то надо было.
— Влюбился папка-то ваш. Вот как бывает! В другом месте слаще! Дети ему не нужны. Там сейчас другие пойдут! — любила говорить она.
Леша мрачно слушал. Глеб плакал.
Через год отец вернулся. Точнее, хотел это сделать. Глеба дома не было. Только Леша и мать. Отец просил прощения, говорил, что ошибся. Понял. Не может он без них. Нет жизни без детей.
Только мать назад не приняла. Это были минуты ее мести. И Леша не принял. Обида была жива. И места прощению там не было.
А Глеба не спрашивала. Он был еще слишком маленький.
Прошло время. Леша ушел в торговлю. Глеб стал врачом. У старшего брата уже была семья. Младший до последнего выхаживал маму, но ее вскоре не стало. Вскоре и Глеб решил жениться на подруге детства Кате.
Перед этим у брата дела были в другом городе. Предложил съездить вместе. Развеяться. Вместо машины выбрали поезд. Пили чай в подстаканниках, разговаривали под шум колес.
Они не ругались, дружно в общем-то жили, хоть и редко виделись. Но были слишком разные по характеру. Жесткий, не терпящий возражений и слышащий только себя Алексей. Брата он называл "мистер милосердие" в шутку. И все советовал доброту отбросить, не в моде она нынче.
Закончив дела, гуляли по незнакомому ранее и красивому городу, любовались. А потом отправились на вокзал.
Почти у входа Алексей чуть не запнулся о мужчину. Брезгливо посмотрел, буркнув, что нечего сидеть, где не надо. Тот на картонке расположился. Грязный, с бородой, без ног. И вдруг поднял глаза.
Глеб уже прошел вперед, как вдруг услышал смех брата. Остановился.
Алексей хохотал, показывая на бездомного пальцем. Глеб быстро подошел, схватил брата за рукав, потянул за собой.
— Перестань! Некрасиво. Мало ли, что случилось. Почему он так. Не нам судить! — прошептал.
— Что? Нам судить, братец? Как раз нам. Не узнаешь? Ну да, ты же мелкий был совсем. А я узнал. Сразу. Глаза у нашего папани особенные, нам такие достались. Зеленые, блин. Мама все говорила, что за глаза его полюбила. Зря, выходит. Что сидишь, сволочь? Интересно стало? Дети мы твои, папаша. Не ожидал? Узнаешь? Свиделись. И я не думал, что встречу тебя еще когда-то. Но видимо, есть справедливость. Вот ты теперь какой. Это тебе за мамины слезы. За наши. За все, что ты натворил! — кричал злобно Алексей.
Не мог даже слова вымолвить от потрясения Глеб. А человек на земле молча плакал. Пробормотал только, какие они красивые да хорошие.
— Не чета тебе-то! Однозначно. Как жаль, что ты наш отец! Мне стыдно и противно! Сгинешь тут, на улице. Вот твое наказание. Плачь теперь. И смотри. Жизни тебе нормальной не хотелось? С семьей своей? За любовью побежал. Где твоя любовь-то, папаша? Может, тут бомжиху какую завел? Подонок, — продолжал Алексей.
— Хватит! Прекрати! Прекрати сейчас же, или я за себя не отвечаю! — воскликнул Глеб.
Брат ответить ему хотел резко. Но тут же охнул от изумления. Глеб встал на корточки. Протянул руку. Дотронулся до грязной щеки, погладил. И сказал:
— Здравствуй, папа!
Отец перехватил его руку, прижал к себе. И зарыдал, опустив голову.
Кого он видел перед собой в этот момент? Может, беленького большеглазого малыша, что хватал его за ногу много лет назад и кричал: "Папочка, миленький, не уходи!"?
Дети выросли. Оба. Стали мужчинами. И виноват он перед ними был,
конечно.
Продолжал бесноваться старший сын. Отец молчал. Знал, что заслужил. Но сердце разрывалось не из-за брани Алексея. А из-за больших добрых глаз и ласковой руки младшего. Тот не укорил ни словом. Но именно из-за этой молчаливой любви и преданности переворачивалось все внутри.
— Все, хватит. Получил свое, старый. Пошли, Глеб, наш поезд скоро, — Алексей потянул брата вверх.
— Я не пойду. Ты езжай. Я потом. Не могу папу оставить! — встал на ноги Глеб.
— Что? Вот эту дрянь, что нашей матери и нам жизнь сломала? Папу? Ты рехнулся? Видишь во что он превратился? Плюнь и пошли! Я впервые себя счастливым чувствую! Он мучается, хорошо! Не время сопли мотать, уходим! — тянул брата Алексей.
И тут Глеб поднял отца на руки. Он худой был, отец-то. Легкий. Только руки сильные, ими и передвигался.
Изумленно вздохнули люди, которые стали свидетелем этой сцены. Потерял дар речи старший брат. Обнимал младшего сына за шею отец.
Все словно замерло в воздухе. Алексей выругался и быстрым шагом ушел.
— Сынок. Сыночек. Ты… прости меня. А ноги… Чуть не замерз тогда. Мне ж без вас так плохо было, я ж вернуться хотел, да вот, не вышло. Так и скитался с тех пор, все не мило было. Оставь. Не надо, Глебушка. Я виноват, родной, — прошептал мужчина.
— Я давно простил, папа. Только извини, здесь тебя не оставлю. Сейчас отмоемся, я тебя осмотрю, я врачом же стал, помнишь, в детстве мы с тобой игрушки лечили? Бегемотик у меня был, я ему все температуру ложкой мерил! И на машинке всех зверят своих вез. Ты был шофером, а я врачом. Помнишь, пап? Потом что-нибудь придумаем, чтобы тебе передвигаться было удобней. А жить ко мне поедешь, у меня трехкомнатная квартира. В выходные можно на дачу, я дом построил, сам. Тебе хорошо будет на свежем воздухе, в беседке. Чаевничать вечерами станем, — говорил сын.
Он шел неспеша к выходу. Молодой здоровый красивый мужчина. Со своим немощным отцом на руках. Человеком, который его когда-то бросил и предал.
Одни осуждают и качают головой. Мол, зачем он так? Мимо надо было идти, как старший. Как с тобой, так и ты поступай в ответ. Другие наоборот, восхищаются поступком и говорят, что это узы крови.
Просто малыш, который лечил игрушечных зверюшек, вырос добрым и настоящим человеком. И он очень любит отца, несмотря ни на что.
