Когда жена Игоря была на последнем месяце беременности, его мать подарила будущей внучке стёганое одеяльце. Ольга Петровна любила шить, это было её увлечение. Одеяло было лёгким, пуховым, сделанным из разноцветных лоскутков ткани, а поскольку ожидалась девочка, она добавила сверху аккуратно нашитую бабочку. Перед тем как войти в квартиру сына, Ольга Петровна вынула подарок из пакета, чтобы сразу впечатлить молодых.
— Вот, смотрите, как я постаралась. Несколько месяцев шила! В машинке не стирайте, пух собьётся, лучше отдавайте мне, я сама постираю. Но оно уже чистое, — с гордостью вручила она своё творение невестке, ожидая похвалы или хотя бы благодарности.
— Спасибо, мама, очень красиво, — с улыбкой сказал Игорь, принимая от матери зимнюю шапку и перчатки и помогая ей снять пальто.
Вера, так звали невестку, лишь промычала что-то и, не глядя на одеяло, бросила его на тумбочку. Её живот был настолько большим, что на него можно было поставить целый поднос. Ежеминутно поддерживая живот то одной, то другой рукой, Вера ходила по квартире, как утка, с кислым выражением лица, давая понять, насколько ей тяжело и что лучше её не трогать. Её щёки округлились, как яблоки, а ноги стали напоминать массивные колонны. Врачи сказали — отёки. Ольга Петровна старалась относиться к невестке с пониманием и терпением, зная, что это сложный период, требующий осторожности и внимания. Она сочувственно смотрела на Веру, показывая, что всё понимает, ведь она тоже женщина.
— Тяжело тебе, да? Поздняя беременность, Верочка, что же ты хотела. Сорок лет для родов уже возраст… Я последнего в тридцать пять родила, и то горя хлебнула. Весь первый месяц с температурой под сорок — воспаление почек пошло, белок нашли в моче. Катетером скорее всего занесли инфекцию. Ну я рассказывала тебе.
— Ага, раз десять уже, — довольно грубо отозвалась Вера.
— Вера! — предупредил её Игорь и виновато зыркнул на мать.
Вера капризно расплющила губы и неповоротливо развернула курс в сторону комнаты:
— Пойду прилягу. Скорей бы родить уже, мочи нет.
— Ты, мам, не обращай внимания, нервы у неё, не спит почти, — оправдался Игорь за жену.
— Нормально, нормально, я с пониманием, — отмахнулась Ольга Петровна и вдруг просияла: — А вот и мой золотой мальчик! — обняла она старшего, пока единственного внука. — А что ты так долго не выходил встречать бабушку?
— Игру заканчивал, ба. Папа дал мне свой ноутбук, — отвечал мальчик и тёрся лицом о бабушкин живот.
Бабушка хохотала, потому что внук щекотал её.
— Ой, а что это у тебя на щеке за сыпь? — обеспокоилась Ольга Петровна, рассмотрев внимательно внука.
— Да аллергия какая-то, — ответил Игорь. — Жить будет — не умрёт.
— Мда уж, — поджала губы бабушка, — ответственность у вас так и зашкаливает.
Петя потащил бабушку за руку, она бросила на ходу:
— Там шоколадка в пальто, Игорь, достань для Петеньки. Только теперь не знаю можно ли ему… Что вы тут? Живёте? В школе всё хорошо?
— Средне, — юльнул внук от неприятной темы.
— О! А что так? — допытывалась бабушка, проходя на кухню и усаживая подле себя внука.
— Скучно, вот что. Всё уроки, да уроки и ничего интересного. И мальчишки у нас дерутся.
— О как! — с иронией подняла брови Ольга Петровна. — Но ведь и ты у нас, Петенька, в этом плане не промах.
— Ага, и не говори, — подтвердил отец, наливая воду в электрический чайник, — и месяца не проходит, чтобы нас в школу не вызвали.
— Ты чего дерёшься, Петь? — вновь, на сей раз серьёзно, поиграла бровями бабушка.
— Они первые, — упрямствовал мальчик.
Из комнаты заорала Вера:
— Он у нас в первом классе таким не был, а во втором как сглазил кто! Вот до чего доводит похвальба неискренняя, меньше надо его «золотым» называть!
«Ишь какая ушастая, — с досадой подумала Ольга Петровна, — и на что намекает? Только я говорю на него «золотой»… Это я что ли неискренне люблю Петю?»
Игорь спешно прикрыл кухонную дверь и снова виновато скосил глаза на мать. Ольгу Петровну не проведёшь — она сына знала как облупленного, с первого взгляда могла определить когда тот врёт, боится, переживает или банально хочет в туалет. Повздорили небось! Но это не её дело, пусть разбираются сами. Она решила сменить тему.
— Игорь, а куда ты ту картину повесил, что я с моря привезла? Хочу глянуть как смотрится. Я думала вы на кухню её — она же с фруктами. Специально выбирала в оранжевых тонах, под цвет вашего уголка.
Игорь завис с одноразовым пакетиком чая над кружками.
— Да мы это, ма… Не повесили ещё. Руки не дошли как-то.
— За четыре месяца не дошли?! Во даёшь! У тебя ведь и гвоздь, вот он, вбит уже, торчит бесхозный. Тащи её сюда, сейчас примеряемся, — потребовала Ольга Петровна, — картина хорошая, маслом написана, она вам свежести добавит.
— Мы сами! — резко, как ужаленный, вскричал Игорь. Ольга Петровна чётко уловила в его голосе ложь и растерянность. Она с недоумением воззрилась на сына.
— Мы потом, мам, — примирительно объяснил Игорь. — Я её засунул куда-то, а куда — забыл. Искать надо. Тебе в чай холодной воды добавить, чтобы не горячим был?
Ольга Петровна кивнула и в этот момент к двери рванул Петя.
— Меня мама зовёт!
Ольга Петровна обеспокоенно посмотрела на спину сына.
— Игорь… — тихо спросила она, пользуясь отсутствием внука, — у вас всё нормально?
— Да, да, мам, всё хорошо.
Игорь выставил перед матерью чай и открыл упаковку печенья, потом вспомнил, что у них завалялись на верхней полке «рафаэлки», подальше от глаз сына, и достал их тоже.
— Я попросить тебя хотел — мне в командировку через неделю, на три дня всего. Если Вера в это время начнёт рожать — поможешь?
— Да в чём вопрос! Возьму за свой счёт! Без проблем. И за Петей присмотрю. А вот и он!
Вернулся понурый Петя. Он безрадостно взял печенье. На столе оставалась лежать нетронутая бабушкина шоколадка. Петя почему-то глянул на неё с обидой. Ольга Петровна принялась её распаковывать.
— Ба, я не буду. Мама сказала… — тут он на отца глянул по-странному, — мама сказала, что сладкое только после нормальной еды.
— Так давайте я приготовлю, помогу вашей маме! — вскоч
ила Ольга Петровна, обрадовавшись, что может быть по-настоящему полезной.
— Я сама! Не надо ничего готовить! — истошно заорала на всю квартиру Вера и закашлялась от усердия, — там, кхэ-кхэ, картошка фри замороженная, разогрею да и всё, будет с него.
— Ох, Господи… — вырвалось у Ольги Петровны и она закончила уже мысленно: «Не оттуда ли аллергия, что кормят ребёнка всякой дрянью?»
Чувствовала Ольга Петровна, что молодые что-то от неё скрывают и интуиция подсказывала ей собственную причастность к происходящему. Она поделилась мыслями с мужем.
— Да не бери в голову, — посоветовал муж, — беременная баба мозгам не хозяйка. Родит — и успокоится.
— Нет, ну я-то им ничего плохого не сделала, правда, Дима? А то может я за собой не замечаю?
— Вы видитесь два раза в месяц, когда бы ты успела.
— А может Вера обижается, что мы мало помогаем? Она мне, когда Петя ещё маленький был, невзначай говорила, что вот, мол, у других бабушки с детьми помогают, а она всё сама, нет у них таких бабушек. И что мне? Преподавание из-за этого бросать? Что мне делать на пенсии? Я люблю Петю и внучку будущую люблю, но считаю, что пока есть запал, имею право и поработать, не каждому работа в радость. Я своё уже отнянчила, двоих подняла и тоже без чьей-либо помощи. Вот радости-то опять сидеть по шею в пелёнках…
— Ой, ну всё! Растарахтелась! Не хочешь — не нянчи, кто тебя заставляет! Работай в своей музыкальной школе и не заморачивайся.
— Чувство вины у меня есть, понимаешь.
— Нет.
— Это потому что у тебя диапазон эмоций как у чайного блюдца, — съязвила Ольга Петровна. — Ладно.
В ту же ночь, когда Игорь отправился в командировку, Вере припёрло рожать. Прямо с работы Ольга Петровна помчалась к Пете, чтобы мальчик не остался один. Она заранее договорилась, что её на три дня подменят. И решила Ольга Петровна за эти три дня наверстать всё упущенное, расположить к себе, так сказать невестку, чтобы та не думала чего, не обижалась.
Дело было в декабре и как раз бабахнули морозы под минус 35 градусов. Вера родила не очень благополучно — ребёнок глотнул околоплодных вод и вскоре попал в реанимацию. Морозы не остановили Ольгу Петровну перед необходимостью подвига — сразу после родов потащилась она к Вере с сумкой полезных продуктов и между йогуртом без добавок и зефиром вклинила записку: «Верочка, крепись! Самое тяжёлое время в больнице — это первая ночь. Напиши, что тебе принести завтра? Может курицу с овощами пожарить?»
Вера ответила, что ничего готовить не нужно, их в роддоме кормят достаточно.
Ольга Петровна взяла отпуск на две недели, чтобы поухаживать за мальчиками — Петей и Игорем, — и про Веру тоже не забывала, каждый день звонила, приезжала тоже каждый день, несмотря на мороз, даже если Вера просила одни прокладки.
— Как ты себя чувствуешь, моя хорошая? Спасибо за внучку!
Перед выпиской вылизала Ольга Петровна всю квартиру сына, при этом деликатно не заглядывая в шкафы и ящики, чтобы не обвинили её, не дай Бог, в том, что она где-то рыскала. После работы, делая круг по городу на автобусе, иногда заезжала к ним, чтобы помочь Вере с ребёнком:
— Иди поешь, — говорит, — ты кормящая мама, тебе надо хорошо питаться, а я понянькаюсь.
Старалась Ольга Петровна не замечать, что Вера не очень-то рада её визитам. Похозяйничает маленько на кухне — и домой. В один день, в свой выходной, пришла она, а Вера с ребёнком вся уморенная. Ольга Петровна, квохча, выставила на кухонный стол большие контейнеры: с картофельным пюре и тефтелями.
— Тепленькие ещё! Поешь?
Вера кинула на неё враждебный взгляд и постучала ногтем по баночке с мёдом.
— Знаете, а в мой мёд кто-то соли насыпал.
И смотрит проницательно на свекровь. Ольга Петровна непонимающе похлопала ресницами.
— Может он как-нибудь окислился? Чудеса!
— Вы хотите сказать, что мёд соль вырабатывает?
— Так а мне почём знать что у вас с мёдом?
Вера открыла баночку и засунула туда чайную ложку.
— Хотите попробовать?
— Нет.
— Ну конечно! Сами свою отраву есть не станете.
Ольга Петровна отшатнулась всем телом:
— Ты что говоришь такое? По-твоему я туда соли насыпала? Зачем мне это делать?!
— Ну я точно не могу знать зачем люди колдуют, может от ненависти или со свету сжить пытаются. Это по вашей части больше.
— Вера, ты что мелешь?! — вытаращила глаза Ольга Петровна.
Вера закричала, перекрикивая новорожденную:
— Я как этот мёд съела, так к вечеру у меня в одной груди застой молока пошёл! Еле сцедила! Хватит колдовать на нашу семью!
— Я?!! Колдую?!!..
На сей раз Ольга Петровна вытаращила глаза так сильно, что стала похожа на старый добрый УАЗик.
— Да, вы! — уверенно заявила Вера ошарашенной свекрови. — Три месяца назад, ещё перед родами, я ходила к гадалке и она сказала, что вы наводите на нас всякую гадость через еду и предметы! Я всегда знала, что не нравлюсь вам! После каждого вашего визита или я заболеваю, или Петя!
— Вера, ты сошла с ума… — схватилась за сердце Ольга Петровна.
— Да неужели?! А я вам сейчас докажу! Не хотела, конечно, но раз уж…
Вера полетела на балкон и достала из кучи барахла, которое месяцами накидывалось друг на друга так, что к окну было не подойти… она достала то самое стёганое одеялко, которое сшила для внучки Ольга Петровна. Одеялко было смятым, в пятнах от велосипедной смазки (велик тоже стоял на балконе) и распоротым в нескольких местах. Пока Вера его несла, из него продолжил вылетать пух. Этот пух стелился по полу, как первый робкий снег. Вера рывком засунула руку в одну из дыр, выудила оттуда скомканные перья и сунула под нос ошарашенной Ольге Петровне.
— Вот, смотрите! Что это? Специально для вас сохранила, чтобы вывести на чистую воду! Перья сплетены между собой!
Ольга Петровна пребывала в таком шоке, что даже не находилась с ответом.
— И хватило же у вас совести колдовать на новорожденного ребёнка!
— Вера, я ничего не делала, это случайно…
— Ага, ага! Знаем мы, как вы, ведьмы, притворяться умеете! Только я тоже не д*ра, и все ваши якобы от чистого сердца подношения выбрасываю в мусор! И в роддоме я тоже ничего из вашего не ела, и игрушки все выбросила, и всё, что вы Пете за последние четыре месяца дарили, разбивала и относила на свалку!
Вера уже совсем потеряла над собой контроль. Красная, как кирпич, и такая же твёрдолобая, она перекрикивала и плачущего ребёнка, и саму Ольгу Петровну, оттесняя её к двери, крича беспрестанно:
— Ведьма! Нечистая сила! Дьявольское отродье! Вон из моего дома!
Вытащив из холодильника бутылочку со свят
ой водой, Вера до того разошлась, что обрызгала этой водой Ольгу Петровну…
В какой-то момент Ольга Петровна пришла в себя и посоветовала Вере записаться к психиатру.
— И ещё, дорогая Вера! Была бы я ведьмой, то обязательно наколдовала бы тебе мозгов, но так как ничего подобного за тобой не замечается, то и говорить не о чем!
Мужу Ольги Петровны очень понравилось предположение о том, что его жена ведьма. Он начал фантазировать на эту тему, предлагая Ольге Петровне войти в роль и шептать что-нибудь в сторону при виде невестки или приходить к ним с метлой и, оставляя на пороге, говорить: «как быстро я сегодня до вас долетела! Хорошо что не надо больше прятаться!».
— Или, хи-хи, — не успокаивался муж, — подними опять тему с мёдом и скажи: «Соль в мёд? За кого ты меня принимаешь, Вера?! Я потомственная колдунья! Я сделала куклу и назвала твоим именем, и тыкаю в неё иголки каждый день! И как ты думаешь, почему у тебя зуб мудрости то и дело побаливает? Потому что я, каждый раз приходя к вам, смачно плюю на твою зубную щётку!»
Но Ольге Петровне было не до смеха. Поговорив с сыном, она выяснила, что всё, что сказала Вера, правда: сладости и игрушки, подаренные внуку, выбрасывались, картину с моря Вера разрезала на куски, а всю еду, которую Ольга Петровна готовила, жертвуя своим временем, Вера выбрасывала под окна уличным котам. И бедный Игорь не знал, что делать с Верой. В остальном она была адекватной, нормальной женщиной… Но у неё были такие странности.
— Мам, просто пока не приходи к нам и ничего не дари. Она поймёт, что с тобой или без тебя неприятности всё равно случаются — и успокоится.
Прошло уже два года с тех пор. Игорь с детьми приходит в гости к родителям без Веры. А Ольга Петровна больше не вмешивается в их семью и не дарит подарков внукам: на дни рождения и праздники переводит сыну на карточку определённую сумму, и на этом всё. С чудаками лучше не связываться! Тем более, Вера продолжает свято верить в свои заблуждения. А за стёганое одеяльце Ольге Петровне до сих пор очень обидно.