В середине 60-х годов в одном из райцентров Брянской области произошла история, которая прогремела не только на всю Брянскую область, но и на весь Союз. Живых свидетелей происшедшего в настоящее время почти не осталось. Но и дети их, и внуки прекрасно осведомлены об этой немного жуткой и очень печальной истории. И обязательно её вам расскажут, если вы когда-нибудь посетите этот красивый старинный городок.
Началось все с того, что в город по распределению приехала молоденькая учительница.
Город ей очень понравился — старинный, старше тысячелетнего Брянска. Часть дореволюционных зданий смогла уцелеть в войну. В одном из таких старинных каменных домов Галине (так звали девушку) и выделили квартиру. Дом был не очень большой — на две квартиры, и у Гали была только одна соседка — тихая старушка, про которую сразу предупредили, что она немного со странностями, но вообще-то безобидная. Галю это не смутило, у соседки был отдельный вход. Бабушка показалась Гале вежливой, хоть и очень малоразговорчивой. Тем не менее, нет-нет, да и ловила девушка на себе ее взгляд, в котором, как ей казалось, светились материнская любовь и нежность.
Как-то, засидевшись за проверкой тетрадей до ночи, Галя решила выйти во двор дома и подышать свежим воздухом.
Ночь была лунная и девушка замечталась. Внезапно в глубине двора она увидела шевеление. «Что это? Может кому-то плохо и нужна помощь?», — заволновалась она и подошла поближе. С удивлением она увидела, что соседка копошится возле подвала, в глубине двора, с какой-то посудой в руках.
Бабуля бормотала себе под нос что-то маловразумительное и Галя смогла только разобрать, что речь идет про какую-то деточку, которую обязательно надо покормить. Зная о странностях старушки, девушка потихоньку отошла, чтобы не привлечь внимание. На следующий день Галя рассказала на работе о странном поведении бабушки. «Простите ее за странности», — сказала завуч школы. «У этой женщины очень тяжелая судьба. Она еще молодая осталась вдовой, а её единственный сын пропал без вести в войну. Испытания повредили ее рассудок и скорее всего, бабушка, подкармливает кошек и собак, которых и называет деточками. Ведь материнская любовь должна быть как-то реализована.»
Днем Галя пошла на вчерашнее место.
Подвал как подвал, с виду добротный. До революции такие использовали как хранилища для продуктов и под винные погреба. Спустившись по ступеням, девушка приоткрыла дверь. Использовался подвал как склад ненужных вещей. В груде хлама можно было сломать ноги, и желания исследовать его Галя не испытала. Внезапно что-то проскользнуло мимо ее ноги, и тень метнулась к выходу. «А, это всего лишь кошка», — Галя облегченно вздохнула. «Вот она — деточка. Бедная бабушка — потерять всю семью! Всю свою привязанность она отдала животным. Ну, хоть какое-то утешение для несчастной женщины». Девушка пошла к выходу и вскоре перестала придавать значение этому случаю.
Зимой старушка захворала.
Держась из последних сил, она отказывалась обращаться к врачам. Но однажды просто упала без сознания на улице и ее забрали в больницу. Дня через два Галя проснулась ночью от непонятного шума за окном. Выглянув, она никого не увидала, но в ночной тишине девушке показалось, что кто-то пытается пробраться в дом к соседке. Выходить она побоялась. Звуки постепенно стихли и Галя заснула.
Утром, идя на работу, девушка увидела возле соседского дома толпу людей, которые озабочено что-то обсуждали.
Подойдя поближе, она поняла, в чем дело. Ночью у соседей какое-то животное устроило погром в курятнике. Хозяйка причитала: шесть кур задушены, а две просто разорваны на части. Было понятно, что это не лиса и не хорь.
Галя вспомнила ночной случай и решила хорошо закрываться на ночь.
Еще через несколько дней девушка ночью проснулась от звука, словно кто-то пытается к ней пробраться. Дверь была не только закрыта, но и предусмотрительно подперта тяжелым столом. Набравшись смелости, она спросила: «Кто там?». В ответ непонятное рычание и тишина. Потом звуки крадущихся от двери шагов. До самого утра девушка не сомкнула глаз.
Утром она поставила о случившемся в известность руководство школы. После обеда ее вызвали к следователю. Он не стал подсмеиваться над страхами девушки, а очень внимательно ее выслушал. Следователь был явно озабочен чередой странных случаев, происходящих в последнее время в городе. От жителей без конца поступают жалобы, что кто-то начал охоту на домашнюю живность. Куры, утки и даже коза, убиты.
Оперативник с немалым стажем, он лично осматривал места преступлений и понимал, что такое могло сделать только крупное существо. Судя по следам похоже… на человека.
Но поведение-то явно не человеческое!
Это «что-то» уб-и-вало животных и поедало их прямо на месте. Правда, большая часть оставалась недоеденной. Запрос в область уже был послан, и сегодня ожидали брянских оперативников. А девушке до выяснения обстоятельств находиться там опасно. По всем данным лежбище неизвестного существа как раз в этом доме и находится. Следователь предупредил учительницу, что сегодня в доме будет находиться бригада оперативников, и она приняла это с видимым облегчением.
Следователь, опытный в своём деле, сопоставив все факты происходящего в последние дни, пришёл к одному логически обоснованному выводу. И он ему совсем не нравился. Кадровый военный, прошедший войну от начала до конца, он видел за свою жизнь слишком много такого, что видеть вовсе не хотелось бы.
Служба такая.
«Барышню надо бы поберечь», — подумал он. «Совсем молоденькая, но умная, однако! Догадалась после первого тревожного звоночка дверь запирать, да еще и стол пододвинуть». Он закурил и стал думать о предстоящей совместной работе с операми из области, которые уже приехали. «Идти надо сегодня же. Пока что среди жертв людей не было, но кто знает, надолго ли это?
Михалыч, участковый, все порывался идти туда сам, еле отговорил, взысканием пригрозил. А у него, все знают, в кобуре вместо табельного оружия бутерброды лежат. Случись что, бутербродом не отстреляешься. Хорошо, что перед приездом областных догадался при оружии прийти, а то бы опозорился».
Оперативники произвели обыск в доме, где проживали старушка и Галя. Среди вещей бабушки нашлось подтверждение выдвинутой следователем версии. Зимой темнело рано и брать преступника решили прямо сейчас. Группа спустилась в подвал. Люк в полу, который на этот раз не был прикрыт старым хламом, обнаружили быстро. «Не попади старуха в больницу, никто никогда бы и не догадался. Надо же.
Хотелось бы пойти к ней прямо сейчас и посмотреть ей в глаза.
Как она могла творить такое больше двадцати лет!? Неужели ей совсем не знакомо понятие: материнская любовь?, — с отвращением думал следователь.
«Будем ждать, когда сам выйдет? Вооружен?», — спросил опер у следователя, который возглавлял операцию. «Не выйдет. Он нас скорее всего слышит. Придется спускаться. Пошли». Люк откинули. Из темноты подземного хода потянуло могилой. Спустившись вниз, прижимаясь к стенам, опера ступили на скользкий пол.
Возле темного проема они резко остановились и одновременно зажгли фонари. Свет залил подземное помещение, которое никогда, наверное, с момента постройки, так ярко не освещалось.
В небольшом подземном кармане стоял старый стол, в углу было подобие нар, заваленных тряпьем, на котором, сжавшись и поскуливая, сидело совершенно белое существо. При ближайшем рассмотрении оно оказалось совершенно седым истощенным стариком с абсолютно белой кожей.
Он прятался от ослепляющего света.
«Ему же около сорока лет на самом деле. Больше двадцати лет под землей и вот… — подумал следователь. «Руки за голову! На выход!», — скомандовал он странному человеку. Но тот, казалось, не понимал человеческую речь. Преодолев отвращение, милиционеры схватили его и потащили к выходу.
Выводя его к стоящей машине, следователь с недовольством увидел целую толпу, которая глазела на них через забор. Когда старика вывели, все разом замолкли, с отвращением и некоторой жалостью рассматривая его.
«Гришка… надо же, в кого превратился!», — послышался шепот, явственно прозвучавший в мертвой тишине. Старик, безропотно выходящий и только лишь щурившийся от вечернего света, который для него был слишком ярким, услышав эти слова, вдруг забился у милиционеров в руках, не желая идти дальше. Здоровые опера еле сдерживали бьющееся, словно в конвульсиях, тщедушное тело.
Неожиданно из толпы вышла Галя.
Она уже всё узнала (в маленьком городке что-либо скрыть очень сложно). Девушка подошла к оперативникам. «Назад барышня!»,- скомандовал следователь. «Подождите, не бейте его», — попросила Галя. «Кушай, деточка», — протянула она, купленную по дороге к дому булку, измождённому старику, в котором уже невозможно было угадать красивого парня, фотографию которого ей показала завхоз школы Зина, влюбленная в него в молодости.
Старик протянул руку, схватил булку и вцепился в нее зубами. Неожиданно он встретился глазами с Галей, пристально поглядел на нее мутным взглядом, булка выпала из его рук и он заплакал. Плакал беззвучно. Слезы катились по морщинистым белым щекам. Галя, не выдержав этого, закрыла лицо руками и бросилась обратно в толпу.
Милиционеры, запихнув в машину оцепеневшего старика, быстро уехали с места происшествия.
Материнская любовь
«Рассказывайте!», — следователь смотрел на старую женщину, сидящую на больничной койке. Она все уже знала и была готова к этому разговору. Наконец-то, за долгие двадцать лет , она сможет избавиться от этого бремени, которое постепенно превращало ее жизнь в ад и сводило с ума.
«Гриша, как вы знаете, был моим единственным ребенком. Володя, мой муж умер, когда Грише было четыре. Я осталась совсем одна, все родные умерли. Я всю свою жизнь посвятила мальчику, даже не выходила замуж, хотя видная была, многие предлагали. Но я боялась, а вдруг новый муж не примет Гришу. Какой бы золотой не был, а все же отчим…
Материнская любовь оказалась сильнее желания быть любимой. Гриша закончил школу. Собрался учиться дальше на агронома — а тут, война. Его призвали, воевал, попал в окружение…».
Из долгого рассказа старушки следователю стало ясно, как пропавший без вести на войне Григорий пропал для всех, кроме своей матери.
Григорию и нескольким солдатам удалось выбраться из окружения.
Они долго шли в поисках своих по территории, уже занятой фашистами. Однажды нарвались на немецкий пост. Немцы сразу открыли огонь. Очнулся Григорий поздней ночью один, в окружении тр.-пов товарищей, контуженный. Просидев пару дней, отходя от контузии и не в силах даже присыпать землей тела погибших, еле живой, он решил отправиться домой.
К матери он пришел поздней ночью, чудом пробравшись через немецкие посты в уже оккупированном городе. Мать, прекрасно зная, что советского солдата расстреляют на месте, спрятала сына в подвал, в котором был еще один подземный уровень, про который никто не знал. Она сама наткнулась на него случайно.
Каждую ночь она носила ему еду.
Немцы ушли, но перепуганный Григорий отказался выходить, боясь, что его расстреляют как предателя и дезертира. Первое время он ещё иногда выходил по ночам на воздух. Но когда случайный прохожий заметил его и окликнул, страх загнал его обратно под землю. На долгие двадцать с лишним лет. Постепенно вечный страх и одиночество до конца добили его рассудок. Жизнь превратилась в безликое существование в вечной мгле. От кормежки до кормежки.
Когда, в привычное время, еда не была принесена, он какое-то время голодал.
А потом выбрался на охоту. Глаза его уже не переносили дневной свет и Григорий выходил ночью. Он был очень осторожен. Как хищник… Следователь успокоил старушку, сказав, что сына никто не расстреляет и не посадит. Да и отсидел он свое с лихвой. Через несколько дней сердце старой женщины не выдержало.
Ее сын, ее деточка, до последнего дня пребывал в психиатрической больнице. Он так и не смог привыкнуть к жизни. И до самого своего конца боялся яркого света.
Слухи об этом происшествии, ползшие повсюду, множились и обрастали самыми невероятными подробностями.
Потом постепенно стихли, и эта история стала одной из городских легенд, еще раз доказывающих то, что материнская любовь способна не только дать жизнь ребенку, но и забрать ее. Пусть и в переносном смысле.
Галина Николаевна, впоследствии ставшая завучем школы, а потом занявшая пост в местном отделе образования, воспитала и выпустила в жизнь не одно поколение учеников. Счастливая мать, а затем и бабушка, она иногда задавала себе вопрос, а смогла бы она так поступить ради спасения своего ребёнка?
Нет, нет и еще раз нет!
Помня глаза того, кто прежде был человеком, а потом превратился в «это», она понимала, что не всегда сме-рть самое страшное, что может произойти с человеком.
А еще у Галины Николаевны до сих пор сохранилась старая фотография, которую ей отдал следователь. На поблекшей фотографии молоденькая женщина, элегантно одетая по моде 20-х годов, чуть старше тогдашней Гали, и крепкий усатый мужчина, стоят возле годовалого карапуза в матроске, который серьезно смотрит вперед.
Сзади фотографии подпись выцветшими от старости чернилами – «Счастье».
История от читательницы Анны Руденко